Роман о девочках (сборник)

Дорогой Ваня! Вот я здесь уже третью неделю. Живу. Пишу. Немного гляжу кино и постигаю тайны языка. Безуспешно. Подорванная алкоголем память моя с трудом удерживает услышанное. Отвык я без суеты, развлекаться по-ихнему не умею, да и сложно без языка. Хотя позднее, должно быть, буду все вспоминать с удовольствием и с удивлением выясню, что было много интересного. На всякий случай записываю кое-что, вроде как в дневник. Читаю. Словом – все хорошо. Только кажется, не совсем это верно говорили уважаемые товарищи Чаадаев и Пушкин: «Где хорошо, там и отечество». Вернее, это полуправда. Скорее – где тебе хорошо, но где и от тебя хорошо. А от меня тут – никак. Хотя – пока только суета и дела – может быть, после раскручусь. Но пока:

Ах, милый Ваня, – мы в Париже
Нужны, как в бане – пассатижи!

Словом, иногда скучаю, иногда веселюсь, все то же, только без деловых звонков, беготни и без театральных наших разговоров. То, что я тебе рассказывал про кино – пока проблематично. Кто-то с кем-то никак не может договориться. Ну… поглядим. Пока пасу я, в меру способностей, старшего сына. Он гудит помаленьку и скучает, паразит, но вроде скоро начнет работать.

Видел одно кино про несчастного вампира Дракулу, которому очень нужна кровь невинных девушек, каковых в округе более нет. И предпринимает он путешествие, пьет кровушку, но всегда ошибается насчет той же невинности и потом долго и омерзительно блюет кровью. У него вкус тонкий – и не невинную кровь он никак воспринять не может, бедняга. Во, какие дела.

Написал я несколько баллад для «Робин Гуда», но пишется мне здесь как-то с трудом, и с юмором хуже на французской земле. Думаю, что скоро попутешествую. Пока – больше дома сижу, гляжу телевизор на враждебном и недоступном пока языке.

Поездка Москва – Париж была, пожалуй, самым ярким пятном. Сломались мы в Белоруссии, починились с трудом, были в Западном Берлине, ночевали в немецком западном же городке под именем Карлсруе. В Варшаве глядел я спектакль Вайды «Дело Дантона». Артистам там – хоть ложкой черпай, играть – по горло. Вообще же обратил внимание, что и в кино, и в театре перестала режиссура самовыражаться, или – может, не умеет больше и прячется за артистов. Как там у вас дела? Я ведь могу позвонить, но только поздно, когда тебя уже в театре нет. Потому и новостей не имею, а Ивану не звоню, он странно как-то вел себя перед отъездом моим, но я забывчив на это и, может быть, отзвоню. Золотухину напишу, хотя и не знаю, где он. Передай привет шефу, я по нему, конечно, соскучился. Хотя, может быть, увижу его тут. Дупаку тоже кланяйся, и Леньке Филатову, и Борисам – Хмелю и Глаголину.

Засим позвольте почтеннейше откланяться. Ваш искренний друг и давнишний почитатель.

Володя.

P. S. Ванечка, я тебя обнимаю! Напиши!

P. P. S. Не пей, Ванятка, я тебе гостинца привезу!

<26 апреля 1975 года> Лас-Пальмас – Москва, Н. Высоцкой ( Открытка )

Мамочка! Это первая открытка, но уж больно здесь красиво – и телефона нет. Мы на пароходе поплыли из Генуи на Канарские острова. Отдыхаем, глядим, восхищаемся, шастаем. 4-го будем в Париже. Целую.

Володя.

<Август 1975 года> Париж – Гавр, А. Гарагуле ( Записка )

Дорогой Толя!

Я вспоминаю тебя всегда, и обнимаю, и хочу тебя видеть во всех портах.

Мой адрес: Москва, Малая Грузинская, 28, кв. 30. Т<елефон> 254 75 82.

Сообщи свои дела и расписание. Целуем.

Володя, Марина.

<Август 1975 года> Москва – Одесса, С. Говорухину

Дорогой Слава! Молчал я, засранец, ибо думал, что ты в рейсе. У нас все прекрасно и омерзительно. Живем в грязи в новой уже квартире. Петька уехал в Париж поездом, а мы через 30 мин. – на 13 дней в Ригу, втроем. Мы вас с Галей целуем, благодарим и любим, и жаль, что редко мы, Славик, встречаемся и т. д. Обнимаю, уезжаю.

<Конец 1975 года> Москва – Париж, М. Шемякину

Дорогой мой Миша!

Посылаю тебе кое-что для пластинки с Алешей. Может, кое-что и пригодится. Здесь 20–30-е годы. Не надеюсь, что Алеша выучит, ну так все равно может пойти в дело – глядишь, кто и споет в русских кабаках.

Я, Миша, много суечусь не по творчеству, к сожалению, а по всяким бытовым делам, своим и чужим. Поэтому бывают у меня совсем уж мрачные минуты и настроения, пишу мало, играю в кино без особого интереса; видно, уже надоело прикидываться, а самовыражаться могу только в стихах, песнях и вообще писании, да на это – самое главное – и времени как раз не хватает. Только во сне вижу часто, что сижу за столом, и лист передо мной, и все складно выходит – в рифму, зло, отчаянно и смешно. Но решил я – закончу вскоре самую необходимую суету – и все побоку, постараюсь делать только свое дело. Мне бы надо занять немного твоей «маниакальности» и дотошности, я даже завидую, как ты последователен.