Роман о Граале. Магия и тайна мифа о короле Артуре

Профессор Рис блистательно связал образы золотых колец и романтических львов⁶⁶. Он указал на то, что золотое кольцо – это солнечный символ, следовательно, оно должно ассоциироваться со светом. Более того, он обнаружил, что в валлийском языке слово Ней означает и «свет», и «лев». А потому он убежден, что лев в валлийском романе может по ошибке символизировать образ кольца. Эта параллель довольно неуловимая, но, возможно, весьма значимая.

Передур – безусловно, валлийский вариант имени Персеваль, а два удара копьем могут соответствовать двум нашим приключениям. В пользу этого говорят эпизоды со спасением льва и кольца от змеи и затем появление придворной дамы. Оба удара копьем были непосредственно связаны с эмоциональными реакциями на появление дамы. В легенде «Передур» это были реакции рыцарские, а в «Queste» — монашеские. Эти эпизоды могут быть отголосками древних легенд, где говорилось о том, как юный бог состарился и как однажды ему нанесли мучительную рану.

Часть IV

Мы изучили происхождение мучительной раны, теперь пришло время обратиться к ее метаморфозам. Я хотел бы привлечь внимание к новым интерпретациям этой темы. Первоначальная серьезная попытка объяснить происходящее в природе и подчинить эти события воле человека, то есть тема мучительной раны, утратила свое научное значение. И тогда с точки зрения христианства она получила новое звучание и стала пропагандировать ту систему ценностей, которая заменила предыдущую.

Верования, отвергнутые рассудком человека, очень часто перемещались в его эмоциональную сферу и, сменив обличье, стали вызывать больше почтения к себе. Связанные с детскими воспоминаниями и тем, что происходило у домашнего очага, они стали объектом поклонения, стали дорогими сердцу традициями, и их изо всех сил оберегали. Потому неудивительно, что образ мучительной раны, каким бы варварским он ни был, дожил до периода расцвета христианства и вписался в систему его ценностей.

И наконец, в силу того, что многие из нас с удовольствием называют современным просвещением, идея мучительной раны трансформировалась из понятия религиозного в художественный образ. Но, как ни печально, при этом он существенно померк. Утратив свое основное значение, он сохранился как фантастическое, невероятное приключение, но поэтов оно не вдохновляло. Мучительная рана утратила свою силу, и дни ее сочтены.

1

До того как Кретьен де Труа, или Готье, или Робер де Борон создали свои романы о Святом Граале, древние теории, которые нас интересовали, были подвергнуты тщательной обработке. Их начали интерпретировать по-новому, чтобы они соответствовали их особой цели. В литературных произведениях, посвященных Граалю, немало подобных примеров, и мы изучим их в связи с образами копья и котла, которые увидел Гавейн, когда у него состоялась неприятная встреча с безымянным трупом.

«Думаете, что сэру Гавейну не было страшно, когда он вот так оказался в одиночестве? Скажу я вам, был он полон сомнений и гнева оттого, что это с ним приключилось. Он смиренно препоручил себя Господу и молился о том, чтобы он хранил его от беды, печали и злых чар, ведь то было в Его власти. И вдруг он увидел копье с белоснежным наконечником, установленное вертикально на постаменте, в богатом серебряном сосуде, а перед ним горели две свечи, озаряя все вокруг. С кончика копья струилась кровь прямо в этот сосуд, капли ее, переливаясь через край серебряной чаши, окрашивали ее в розовый цвет. Но эта чаша не могла быть переполнена, потому что через яркий мундштук, отделанный зелеными изумрудами, кровь попадала в золотой желоб, который стараниями какого-то мастера вел через весь зал, но Гавейн не мог понять, куда именно»⁶⁷.

Эти копье и сосуд, безусловно, связаны с копьем и котлом Балина и Писира, но это копье кровоточит, так что мы сталкиваемся с серьезной проблемой. Многие исследователи, проводившие ее тщательный анализ, признали, насколько она исключительна; следовательно, копье Грааля оказалось в центре самых ожесточенных споров. Хотя я изначально стремился избегать полемики с другими исследователями, эту дискуссию не могу обойти стороной.

До сих пор мы разделяли мнение профессора Брауна, который считал, что у копья Грааля кельтское происхождение. Когда он подробно обсуждает и копье Писира, то становится трудно поверить, что это сходство случайно. Сходство мучительной раны с ослеплением короля Кормака покажется странным, если не учитывать последствий этой связи образов друг с другом. Более того, Балин и Пеллеан, как я старался продемонстрировать, вероятно, являются богами плодородия. Было бы естественно, если бы они были связаны с оружием-молнией; и Луин Кельчар очень его напоминает.