Роман о камне

Она была точно такой, как в последнем ее романе — девушка, которую полюбил Джек. Модное бежевое платье подчеркивало стройность фигуры и закрывало стройные ноги ровно настолько, чтобы можно было любоваться их красотой, но не оставляло пищи для фантазии ценителей. А как она держалась! Королева!

Куда подевалась та робкая мышка, как называла себя сама Джоан! В каких джунглях Колумбии осталась ее серая шкурка? Сейчас здесь сидела львица, уверенная в себе, прекрасная.

Господи, промелькнуло в голове Глории, да она же красавица!

— Ну знаешь! — воскликнула она, сама не понимая, к чему относится ее восторженное восклицание — то ли к переменам во внешности Джоан, то ли к ее новому роману. Скорее всего, и к тому, и к другому.

Джоан, улыбаясь, смотрела на подругу, все еще пребывая там, в ИХ с Джеком Колумбии, на ИХ лугу, в ИХ пещере, в ИХ комнате.

— Это намного лучше, чем ты писала раньше. И как ты сумела так быстро написать все это. — Глория подняла толстую кипу листов, отметив про себя

— «фунтов пять, не меньше». — Вот чего не могу понять!

— Тебе понравилось? — Джоан подошла к столу и присела на угол.

Когда это она усаживалась на стол издателя?

— Понравилось? — переспросила Глория, закончив сморкаться. — Да ты посмотри на меня!

Вид у нее, действительно, был неважный. Я вся рыдаю!

От волнения Глория, так строго следившая за точным построением фраз, допустила неточность, и это было высшей похвалой для Джоан.

— Мне очень понравился конец. Ну там, где он прыгает с этой стены, тонет в море, а потом встречает ее в аэропорту. Это такая находка! И дальше они вместе отправляются в кругосветное путешествие. Джоан, это гениально!

— Ну, — Джоан улыбнулась своим воспоминаниям. — У меня был очень хороший источник вдохновения.

Глория встала.

— Джоанни, теперь ты самый последний безнадежный романтик этого мира,

— торжественно сказала она.

— Ты ошибаешься, Глория. Не безнадежный. Наоборот. Полный НАДЕЖД.

Я люблю тебя, Джоан… Ты должна мне верить… Я приеду за тобой и увезу… Я люблю тебя, Джоан… Ты должна мне верить всегда… Я люблю тебя, Джоан.

Спасибо, Джек. Я тебя тоже очень люблю, Вот и поговорили.

Джоан грустно улыбнулась и вышла на улицу.

***

Как странно.., неужели она раньше не любила выходить из дома, предпочитая каменный мешок этому водовороту человеческих лиц?

Солнце висело высоко, правда, здесь его не было видно из-за домов. Но оно было… И Джоан знала, что оранжевый огромный апельсин висит в безоблачном синем небе. «Совсем как у нас в Колумбии», — подумала она и рассмеялась. У нас.., в Колумбии…

Толпа уличных торговцев окружила красивую женщину, которая шла по самому центру тротуара с охапкой ярко-желтых цветов в руках.

— Нет, нет, нет. Благодарю. Нет.

И никто не обижался. Они расступались перед ней, обезоруженные ее красотой и приветливой открытой улыбкой.

Говорят, что желтый цвет — цвет разлуки. Это неправда. Желтый цвет — цвет солнца, цвет надежды, цвет его волос.

Где ты, Джек Т. Коултон? Ау-у? По каким морям и океанам носит тебя судьба? Или снова проблемы с полицией?

Отзовись, Джек Т. Коултон.

Высокие каблуки итальянских туфель, точно таких, из которых он когда-то сделал удобные тапочки, четко выстукивали по асфальту: Джек — Т

— Коул — тон, Джек — Т — Коул — тон…

Господи, это наваждение какое-то…

Господи, это наваждение какое-то!

Прямо передо мной, на перекрестке, почти в центре Нью-Йорка, на Пятой авеню, выросла яхта. Его яхта! Я не могла ошибиться! Джек столько рассказывал мне о ней. Я знала ее в лицо, как человека. Два белых паруса, как огромные крылья неведомой птицы, хлопали по ветру. Белоснежный корпус отражал косые лучи и, казалось, светился. Маленькие окна иллюминаторов смотрели на меня ЕГО глазами!

Другой бы человек, конечно, воскликнул: «Не может быть!» Но только не я. Я знала точно, что это его яхта. ЕГО МЕЧТА, приехавшая за мной даже и в центр Нью-Йорка.

А почему бы и нет?

— Эй! — крикнула я, подняв голову.

И вот из рубки вышел ОН. Джек Т. Коултон. Ну, не совсем тот Джек, но этот был еще лучше.

В брезентовой матросской робе, свитере, какой-то возмужавший, уверенный, независимый.

И только глаза его совсем не изменились. Синими огоньками звали они в дорогу, как на станции, где проходят поезда.

Он ничего не сказал. Молча подошел к борту и толкнул ногой веревочный трап.

Эй! — услышал Джек и вышел из рубки.

Внизу на тротуаре стояла ОНА с охапкой желтых цветов, и лицо ее светилось, как тогда, на лугу. ОНА была так прекрасна, что у Джека перехватило дыхание. Джоан казалась главным цветком в букете, который держала в руках.

Другой бы подумал, что у него начался бред, но не он.

Джек точно знал, что разыщет ее, хоть на краю вселенной. И вот она стоит здесь и кричит ему «Эй!», а он даже не может ответить, боясь открыть рот.

Джоан Уайлдер. Как же ты прекрасна. Но я же говорил, что у тебя все будет в порядке.

Он подошел к борту и столкнул на землю трап, чтобы королева могла подняться.

Ух ты! Вот это да! Что-то до боли знакомое было в ботинке, которым он удерживал трап. Что-то родное, полосатое.

— Мне нравятся твои сапоги, — сказала я вместо приветствия, глядя ему в глаза.