Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах

Рыболов вдруг поднял наушник с одного уха.

— Вы что-то сказали? — спросил он хриплым, простуженным голосом.

Андрей пожал плечами.

— Да нет.

— Подойдите-ка сюда, я вам кое-что покажу, — крикнул рыболов, поднимаясь с ящика.

Андрей посмотрел на темный, местами подтаявший лед.

— Не бойтесь, лед еще крепкий.

Андрей подошел. Рыболов протянул наушники Андрею.

— Послушайте, вы только послушайте, что там творится.

Посмотрев в слегка безумные, возможно, от холода или глядения в темную воду глаза рыболова, Андрей надел наушники.

Сначала он ничего не услышал, потом издалека приплыло шуршание, потом как будто музыка… Или нет! Уверенно он сказать не мог. Андрей снял наушники и протянул хозяину.

— Слышали?

— Да вроде слышал, а что это?

— А!! — победоносно воскликнул рыболов. — Это тайна великая, о ней писали в старинных книгах, но только сейчас, когда техника шагнула так далеко вперед, я смогу доказать их существование.

Это, конечно, был никакой не рыболов. Андрей уже понял это по безумному взгляду и запущенному виду. Наверное, это был изобретатель. Андрей когда-то имел счастье познакомиться с одним изобретателем, замызганным и неприятным типом. С такими увлеченными работой психами народ обычно держится уважительно и отстраненно, почитая их за гениев. Андрея всегда привлекали безумцы, мистики и изобретатели, хотя при более близком с ними знакомстве он находил, что в их идеях всегда много безумного и никогда гениального. Перед ним был яркий представитель этого сумасшедшего класса. От него доносился легкий запах спиртного, и когда он говорил, то приближал свое лицо к лицу собеседника и, закинув голову, изредка похохатывал гортанно.

— Мое открытие, — продолжал изобретатель, приближая лицо так, что Андрею пришлось отступить. — Я настолько близок… А ты, правда, слышал?

— Слышал что-то, а что за открытие-то?

— Да ничего, — вдруг мрачно проговорил он, опускаясь на свой ящик, настроение его мгновенно переменилось в худшую сторону.

На улице стало темно, Андрей рассеянно поднял лицо вверх, и почудилась ему в призрачном свете фонарей склоненная с моста голова Кристины.

— Мне пора, — проговорил Андрей и заторопился к гранитному берегу.

— Смотри, чтобы тебя с моста не скинули! — крикнул вслед изобретатель, надевая наушники. — Дело обычное, тут все дело обычное, город проклятый, река проклятая, люди проклятые… — бубнил сам себе изобретатель.

Жил Андрей в однокомнатной квартире на первом этаже, а под ним, в подвальной сырости, ютились бомжи. Ночами у них происходила неведомая для постороннего человека жизнь, иногда оттуда слышались загадочные шумы, движение… Андрей, случалось, из любопытства приникал к полу телом и, приложив к холодному паркету ухо, вслушивался в подвальную жизнь, которая захватывала и заинтриговывала его. Иногда удавалось разобрать кое-что… и то, что удавалось разобрать, удивляло Андрея… на большее слуха не хватало. Но никогда Андрей не думал спускаться вниз, в подвал. Никогда.

Ни одного из нижних соседей он не видел в глаза, сколько ни старался и сколько ни дежурил у окна — всегда пропускал их появление. Бомжи прокрадывались в подвал с темнотой. Он догадывался об этом по хлопанью входной двери. Это была уже вторая партия бомжей, поселившихся в их подвале. Первые прожили всего три месяца.

Сосед со второго этажа, «новый русский», которого все почтительно звали Николай Иванович, однажды, взяв пистолет, фонарик, спустился в подвал навести порядок. Не было его часа два, жена даже в милицию звонить собралась, думала, бомжи его скушали. Но по прошествии этого времени вылез Николай Иванович из подвала и никому ничего не сказал.

На следующий день снова взял Николай Иванович фонарик и снова в подвал спустился. Опять не было его часа два, а как выбрался, снова никому ничего не сказал.

На третий день повторилось то же самое, и снова никому ничего не сказал.

А дня через два приехала машина-грузовик, грузчики покидали все бомжовские пожитки в кузов, кузов набрался полный: коробок пустых, сидений от автомобилей, тряпья разного… Когда натаскали столько, никто и не заметил. А покидав все это в грузовик, увезли в неизвестном направлении. Потом за бомжами автобус приехал. Выводили их под ручки молодцы здоровенные, а сами бомжи такой вид при этом имели, что жалко на них смотреть было, думали: уничтожать их везут. А что тут странного — у «новых русских» свои законы, плевать они хотели на государство, государство по их законам живет.

Больше о бомжах не слышал никто. Думали уже — и не услышат. Но спустя некоторое время поползли слухи по дому странные, будто живехоньки и здоровехоньки те бомжи, насильно с обжитого места увезенные, словно имеют они каждый свою комнату, и, спустившись тогда к бомжам в подвал, чтобы их перестрелять, «новый русский» настолько проникся их трогательными историями о житье-бытье, что, закручинившись и опечалившись, купил каждому по комнате, осчастливив горемык на всю оставшуюся жизнь. И все довольны вроде оказались… Тут и истории конец.