Читаем Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте» полностью

Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»

Эдуард Владимирович Тополь , Эдуард Тополь

К тому же сидеть на балконе, да еще рядом с боевиками, – я подумал, что здесь у меня при штурме нет ни одного шанса. Но, взглянув на детей, сидевших со мной на балконе, устыдился этих мыслей – дети писали друг другу записки, «шифруя» переписку, играя в подполье. Чтобы развеяться, я поиграл с детьми в «подполье» – разгадав их шифр и предложив несколько других, чуть более сложных. Потом написал Ане несколько записок типа «Держись, все будет хорошо», получил ответы. Аня по-прежнему была на высоте, но чувствовалось, что она очень устала. Да и что напишешь в таком письме? Как подбодрить, когда всем понятно, на каком волоске от гибели мы находимся.

Все-таки, болтая с детьми, я успокоился. Но дети заснули, и снова стало скучно. Тогда я повернулся к боевикам у двери. Попросил у них воды, они дали несколько бутылок и коробку шоколада. Я съел один кусочек и сделал несколько глотков, остальное пустил по рядам. Так как боевики были меньше чем в метре от меня, стал просчитывать, как мне себя вести, если штурм, – попытаться схватить взрыватель? Выбить гранату? Схватить автомат, до которого рукой подать? От таких мыслей голова пошла кругом, но я вспомнил девиз: «Делай что должен, и будь что будет».

Ближе к полуночи народ заметно успокоился, потому что привыкли, да и устали бояться. Террористы все больше смягчались.

Светлана Губарева:

Спали сидя. Какой-то мужчина довольно крупной комплекции умудрился спать в трех креслах – на одном сиденье у него лежала голова, сам он как-то втиснулся на второе кресло, а на третьем у него лежали ноги. Я смотрела и думала: у меня так не получится.

Английские слова у меня практически все выскочили из головы. Говорить я не могла. Сэнди принес из оркестровой ямы нотные листки. Мы думали так: у него есть водительские права, подтверждающие, что он гражданин США; Саша – ребенок, никаких документов ей не требуется. То есть у них больше шансов выбраться из зала, чем у меня, поскольку у меня вообще нет документов. И я на этих нотных листах написала им что-то вроде инструкции, как и что им делать без меня. Тут, правда, у меня не выдержали нервы, я всплакнула. Они меня успокаивали и обнимали.

Неизвестность и ожидание измотали нас вконец – прошедшие двое суток мы почти не спали, ни разговаривать, ни есть уже не хотелось. Те сладости, которые нам перепадали, мы отдавали Саше, а она все время пыталась накормить нас. Когда стало известно, что списки заложников-иностранцев объявили в СМИ, я сказала Саше: «Теперь о нас знает весь мир». Она спросила: «И в Караганде знают?» – «Да, и в Караганде знают». – «И Савелий слышал?» Я ответила: «И Савелий слышал». Савелий – это ее друг-одноклассник. Сэнди тоже сказал: очень хорошо, что во всем мире знают о нас, Американское посольство будет активнее добиваться нашего освобождения.

За нами сидели мужчина и женщина, они переживали, что у них дома собака осталась одна, а они не смогли никому позвонить, сообщить об этом. Сэнди, чтобы отвлечь Сашу, начал обсуждать с ней, собаку какой породы мы приобретем в Оклахоме. Как раз перед отъездом из Караганды Саша увидела в магазине щенка сибирской лайки – такой пушистый белый комочек. Она сказала, что хотела бы такого щенка. Сэнди ответил, что в Оклахоме лайке будет слишком жарко. Они перебрали еще несколько пород, а я предложила взять собаку поменьше, чтобы она делала маленькие лужи.

Сэнди тоже пытался шутить. На второй день к вечеру у него отросла щетина, он сказал: «Надеюсь, мы выйдем отсюда раньше, чем у меня вырастет борода, как у Санта-Клауса».

Рядом с нами сидела женщина с Украины. Она пошутила, что тоже не прочь найти такого мужчину, как Сэнди. Мы посмеялись, а потом он сказал мне: «Если бы это помогло, я готов жениться на всех женщинах в этом зале».