Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»

Нет, ничего этого я не сказала ему. Скрыла и самое плохое – что мой муж все знал об этом, я предупреждала его еще до свадьбы, рассказав все, как есть. И это была моя ошибка. Он-то любил меня, а я его – нет. Начал пить, от чего и умер. Я осталась одна с двумя детьми. Они не виноваты в том, что я не любила их отца и что вижу в них чуждые мне черты. Это я виновата в том, что вырастила их, недодав им той любви, которую могла бы дать, если бы они были от него. Наверное, нужно рожать только от любимого мужчины и пока есть любовь…

Но тогда, в кафе, я ничего этого не сказала ему, Володе.

Мы разошлись как чужие люди. Как совершенно чужие люди.

И в тот день я чуть не отравилась второй раз.

А потом все последующие годы, вытаскивая в жизнь своих детей, я давила в себе все воспоминания о той короткой Сказке, которая была у меня и которая – хоть одна! – должна быть в жизни у каждой женщины. Да, я давила ее в себе, глушила работой, снотворными таблетками и короткими романами с мужчинами-заменителями, но не было ему замены, не было. Как не было уже тех полетов и тех падений, и однажды я сказала себе четко и ясно: забудь, это тебе приснилось по младости лет, это была не любовь, а «стокгольмский синдром» жертвы, со страху отдавшейся своему похитителю и испытавшей двойной кайф от сочетания этого страха и вожделения…

И всю жизнь я травила в себе воспоминания о нем и о тех взлетах и падениях, которые испытала с ним. Но теперь, здесь, в «Норд-Осте», при звуках этого ритуально-жертвенного пения, когда весь зал съежился от страха перед этими террористами, я вдруг ощутила, как откуда-то снизу живота опять – как тогда! как тогда! – поднимается жаркая волна вожделения и страха, страха и вожделения. И я даже рот открыла для выдоха этого сексуального наката…

Из Корана, «Книги Джихада» и других учебников, найденных в лагерях террористов:

«Кто же ищет не ислама как религии, от того не будет принято, и он в последней жизни окажется в числе потерпевших убыток» (3:79). «Будучи завершающим откровением Аллаха, ислам превосходит и завершает все прежние веры…».

«Вы думали хоть раз, что делают христианские миссионеры, чтобы распространить свою религию и погасить ислам? Более 1000 центров находится в Америке, работающих для распространения христианства и погашения ислама… Миллионы долларов уходят из Америки и Ватикана, чтобы обратить мусульман в христианство…»

«Что делают христиане с мусульманами в Боснии? – Разрезают живот беременным женщинам-мусульманкам, зашивают собак и кошек. Женщины под наркозом не чувствуют, а потом рожают собак и кошек. Скоро то же будет в Дагестане и Чечне…»

Христиане… не сомневаются в том, что женщина, оберегающая свою внешность от посторонних глаз, способна уберечь и свою веру, и религию. Поэтому они пропагандируют обнаженность и цинизм и, пользуясь обольстительными лозунгами, такими, как «свобода женщинам» и тому подобное, хотят отвратить мусульман от их религии».

Александр Сталь:

Кажется, именно на второй день боевики читали со сцены что-то вроде лекции, где объясняли, что не хотят нам зла, что во всем виноваты российские власти, которые нас бросили. Боевик, читавший лекцию, сыпал фразами из Корана, мне особенно запомнилось, что «рай находится под тенью сабель». Похоже, что в его голове царила полная каша – месть за родных, война за освобождение, джихад, все смешалось. Любой полуграмотный богослов легко не оставил бы от его высказываний камня на камне, если бы, конечно, боевик стал с ним спорить. Но они все были очень упертые, твердили зазубренные, явно кем-то вдолбленные фразы вроде той, про рай и сабли. Вообще я не испытывал к террористам ненависти – мне было жаль, что кто-то поставил их на путь зла и войны, отнял у них нормальную жизнь. Не думаю, что у меня был при этом «стокгольмский синдром».

Елена Ярощук, туристка из Луцка, Украина: