Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»

16.00. Из здания вышли Хакамада и Кобзон – без заложников. Хакамада рассказала, что в ДК на первом этаже никто их не встречал, и, когда они поднимались наверх, Кобзону, чтобы в них не стреляли, приходилось кричать: «Мы идем! Мы поднимаемся!» Хакамада и Кобзон общались с шестью террористами в фойе на втором этаже, четверо из них были в масках, вооружены автоматами, одеты в бронежилеты, но никакой взрывчатки на них Хакамада не видела. «Хотя они утверждают, что все вокруг заминировано, этого я тоже не видела. Я не могу подтвердить, что это террористы-смертники. Они пытаются это утверждать, но по глазам я не вижу этого. Один из них заявил, что они не выполняют указаний сверху и берут риск на себя», – отметила Хакамада. По ее мнению, террористы вменяемы и готовы допустить в здание, где удерживаются заложники, врачей, но только с иностранными паспортами. Отпускать детей террористы пока не хотят. Хакамада сказала, что террористы «нормально идут на контакт, но больше не хотят говорить ни с кем, кроме прямых представителей Президента России или военного руководства страны». Кобзон говорит, что ему не удалось уговорить террористов освободить еще кого-либо из заложников: «Когда я попросил их еще кого-нибудь освободить, они сказали, что освободили трех самых маленьких, больше освобождать никого не будут». Кобзон сказал также, что террористы согласны обменять 50 заложников на Ахмада Кадырова. вмеcте с тем, по словам депутата, террористы отказались обменять кого-либо из заложников на мэра Москвы Юрия Лужкова, а также на него самого.

17.20. Через посредников-иорданцев террористы передали труп девушки 20-25 лет, убитой накануне при попытке убежать из здания. На теле жертвы – многочисленные гематомы, перебиты пальцы рук.

17.30. Террористы выдвинули жесткое требование: они начнут расстреливать заложников, если оперативный штаб и руководство страны не начнут удовлетворять из условия. По неподтвержденным данным, одна женщина убита. Из здания вынесен потерявший сознание мальчик.

18.25. По сообщению правоохранительных органов, зафиксированы телефонные разговоры из захваченного здания в Москве с абонентами в Чечне, Турции и Объединенных Арабских Эмиратах.

18.30. Двум восемнадцатилетним девушкам, взятым в заложницы в Театральном центре, удалось бежать. Они подобрались к незапертому окну на втором этаже бывшего Дворца культуры и выпрыгнули из него. Террористы стреляют по ним из гранатомета.

В зале

Наталья Н. (балкон):

Когда подошла моя очередь в туалет, я увидела там двух девчонок. Они осматривали туалет, увидели приоткрытое окно и полезли его открывать. Я стала их останавливать: «Вы что делаете? Это высоко. И потом, если будете тут из окон прыгать, то откроется стрельба, постреляют много людей. Быстро выходите отсюда и забудьте об этом!» Ну и ушла, не думала, что они это осуществят.

Но когда в следующий раз их пустили в туалет, они все-таки рискнули. Получилось так, что человек пять пошли в туалет. Из них трое вернулись. Чеченцы должны были очередную партию пустить, но ждали, когда эти две вернутся. Потом пошли их искать, а там окно открыто, и девчонки уже спрыгнули. Была стрельба. Чеченцы прибежали злые, стали искать, где эти девочки сидели? Кто рядом с ними сидел? Может быть, они заговорщицы? Может быть, и другие прыгнут?

Стало очень страшно, потому что могли показать на любого. А мой Гоша – ну, не мой, конечно, но это не важно, нас с ним этот «Норд-Ост» породнил, можно сказать, – Гоша сидел далеко от меня, в мужской части балкона…

Аня Колецкова:

А мне стало плохо. То есть там нам всем было плохо, но я свое «плохо» немножко усилила и упала в обморок…

Виталий Парамзин:

Женщины из левой части балкона крикнули: «Виталик, Виталик!» Я понял, что обращаются ко мне. Смотрю: Аня на полу лежит, ей плохо. Я испугался, вскочил, спросил у чеченки разрешения бежать туда, но не дождался ответа, побежал и стал ее поднимать. Кто-то мне помог, я взял ее на руки и понес из зала. Она маленькая, худенькая, я вынес ее в коридор, в фойе. Там было двое чеченцев. Они ходили, нас охраняли. Вокруг уже все стекла в окнах выбиты, сквозняк. Я положил Аню на подоконник, она в обмороке. По щекам ее бью, а она все не приходит в себя. Подошел врач, Рошаль. Осмотрел ее, спросил: «Что у тебя? Аппендицит?» Она молчит. Он открыл ей веки, посмотрел и молча ушел – может, понял, что она притворяется. Она лежала, наверное, с минуту, потом я подумал: «Что я делаю? Тут же все просматривается снаружи. Снайперы, наверное, сидят где-нибудь». Спрашиваю у чеченцев: «Может, лучше ее вниз положить?» Они говорят: «Да, лучше вниз». И только я снял ее с подоконника и положил на пол, как началась стрельба. Чеченцы обнаружили, что девчонки выпрыгнули из туалета, и стали палить им вслед. Буквально над моей головой встали и начали стрелять. Тут Анюта сразу в себя пришла, и мы с ней поползли в зал. Ползем, я говорю: «У тебя же обморок!» А она: «Это я притворилась, чтоб с тобой побыть».

Но в зале нас опять рассадили…