Роман о Лондоне

— Чудесная малиновка, ах, какая чудесная малиновка! Наконец-то мы тронулись, отлично, не правда ли, господин Репнин! (Каким образом удалось усвоить этому шотландцу столь безукоризненное произношение его фамилии?)

Уже через две-три минуты леди Парк догнала караван машин на шоссе. Они сидели втроем на сиденье, прижатые друг к другу, и Репнин поневоле мог видеть ее маленькие груди в вырезе полотняного китайского жакетика и ее красивую ногу молодой балерины, открытую до колена и сильно нажимавшую на педаль. У нее были золотистые, как у Нади, волосы. И темные глаза, как у сибирского орленка. Они сверкали в окружении светлых белков, точно в оправе перстня. Смеялась она каким-то ребяческим смехом, шаловливо витавшим вокруг ее губ, сложенных красным сердечком. Ведя машину, она не выпускала из пальцев сигареты.

Совсем не ради женщин приехал Репнин в Корнуолл, да ему здесь никто и не нравился, кроме тещи Покровского с ее роскошной красотой зрелой женщины, напоминавшей ему красоту собственной жены, хотя он и догадывался о тайных помыслах супруги доктора, готовой принять на отдыхе, как и подобает амазонке, невидимый любовный поединок. Совсем другое дело юная жена этого старца. Чего она ждет, настоящей любви? Нежности? Или науки страсти? Когда умирают в объятиях с остановившимся, изумленным взором? Бесконечную любовь, которая завершится, если так суждено, в рыданиях? Новым и счастливым браком, в случае смерти старика? Он посмотрел на леди Парк и усмехнулся. Боже, до чего ж она смешная в этой нелепой шляпке, съехавшей набок, — и у него могла бы быть такая же дочь, но ее у Репнина не было.

— Она нас опрокинет, эта женщина, — прокричал ему Парк в самое ухо, — непременно опрокинет, кошмарно водит машину, а воображает себя водителем экстра-класса!

Какая-то девчонка, хотя и была еще от них далеко, испуганно, точно заяц, перебежала дорогу. Где-то в вышине заливались жаворонки. Репнин не видел их в небесной голубизне, а только слышал. Один немецкий поэт, помнится, назвал их «ракетами весны». Его отцу, почтенному члену Думы, мало было того, чтобы сын учил на память английские стихи, он требовал к тому же, чтобы он учил и немецкие — именно те, которые любил сам член Думы.

Пейзаж, который открывался перед путешественниками, поражал великолепием и величественностью — достойная декорация для разыгравшейся драмы между Тристаном и Изольдой. Слева до горизонта простирался океан, не менявший свой цвет подобно Средиземноморью. Он был темного цвета, с сизым отливом, подобно лаве или расплавленному свинцу. Высокие скалистые хребты, обрывы и расселины берега напоминали Репнину столь любимое им кавказское побережье Черного моря.

Они промчались мимо каких-то поселений с белыми домиками и зелеными садами, с зимними цветами посреди лета. Репнин вдыхал хвойный запах низкорослых сосновых перелесков и смотрел на ее маленькие груди, которые были так близко. И снова у него в голове пронеслась шальная мысль: быть может, эта девочка, совсем еще ребенок, каким-то чудом так и не стала женщиной в руках огромного шотландца, ее мужа. Старик что-то бурчал себе под нос или напевал, время от времени порываясь вжать Репнина еще глубже в сиденье и завоевать себе жизненное пространство, словно боясь выпасть из машины.

Первая встреча каравана была назначена в местечке Вейдбридж. Здесь сэр Малькольм велел остановиться, ибо жаждал показать Репнину место битвы, в которой пал король Артур, сражаясь против англосаксонских завоевателей, а вместе с ним полегли и все его рыцари до последнего.

Где ж это место? Да вон там.

Сэр Малькольм указывал пальцем куда-то в пустое поле, где никто ничего не видел. Кроме церковной колокольни, камней да очертаний холма, расплывчатого, как во сне.

Все зачарованно слушали сэра Малькольма, стремясь проникнуться сочувствием к тому, что когда-то здесь происходило. Тут леди Парк расхохоталась: ее муж, наверное, в сотый раз показывает это поле. Ради этого только и выезжает на экскурсию. (При ее словах сэр Малькольм покраснел до ушей.)

Леди Парк подхватила Репнина под руку и повела показывать ему совсем иное. Железнодорожную станцию этого средневекового городка, одну из самых старых в Англии. Каждый раз, когда она проезжает мимо этой станции, она трогает ее до слез, как сэра Малькольма то поле, где было побоище.

Станция построена в 1854 году. Сейчас она такая ветхая, заброшенная, запущенная. Никто ее не ремонтирует, не следит за рельсами, все еще уходящими куда-то вдаль. Это самое печальное место во всем Корнуолле. На нее страшно подействовал вид этой станции. Ах, она бы так хотела умереть молодой.