Роман о себе

А сколько было уже всяких подножек и как-то удавалось удержаться! Но вот же споткнулся на ровном месте Изя Котляров, поддавшись на бред подонка-шофера… Что это: судьба или - что это? Над ним, над Изей, тяготеет проклятье его еврейской боязни и униженности…От этого заболеваешь, как от опасной вибрации. Можно представить статью поворотливого на язык Самсона Полякова, весь ее официально-лживо-морализаторско-комсомольский пафос!… Изя, по несчастью, совершил непоправимый проступок. Но почему надо пригвоздить, главным образом, как поэта? Или вы считаете поэтами не членов СП? Ведь у Изи не вышло ни одной книги… Вильнул тогда пером, оказался зловеще-недогадлив Самсон Поляков! Такой отголосок получила его статья, что сломала судьбу Изи Котлярова. Все-таки талант его выжил и окреп. Я порадовался, прочитав через много лет отличные стихи в журнале «Знамя». А потом Шкляра помог ему вступить и в Союз писателей. Не знаю, как проходил у него прием, чем удалось поколебать Шкляре безжалостный Президиум из выдающихся. По-видимому, был у Шкляры веский аргумент: Изяслав Котляров, никакой не рыбак, провел в том городке возле Сожа, где Шкляра с компанией ловил язей, многие годы после Чернобыля. Изя и сейчас там живет. Дышит отравленным воздухом и пишет стихи. Так и не узнаю ничего о судьбе Толика Йофы, но для меня не померкнет его гордый в юности облик. Я запомнил, как выглядел Изя Котляров возле кинотеатра «Родина» - его вдохновенное, заливающееся румянцем лицо. Может, и он запомнил, как я выглядел в молодости. Теперь, его вспоминая, я вижу и того лося, загнанного до смерти, но не упавшего, - вот это лось, а?!

Так где же мне посидеть, идя по тропке, которую пробегал по утрам? Где тут остановиться? Может, за тем полем, зазеленевшем озимой рожью? Там есть, уже выплывает макушкой, одинокая сосна с гнездом белок. Я ее называл про себя «немецкой сосной», хотя она принадлежит вольному переводу с немецкого Михаила Юрьевича Лермонтова. Но что там сидеть не в своем образе? Неужели так вот, постепенно, пойдет, захватывая, эта болезнь, эта гангрена в душе, и начнет все отмирать? Как отмерла пойма Сожа, которая недавно сверкала для меня в парафразах стихов Шкляры? Пора вбить в эту рыбалку осиновый кол! Что еще пропустил, о чем не досказал?

Остался всего один абзац…

Конечно же, я не понимал тогда, отчего так рвался в Могилев, хотя мог провести время с егерями. Ведь о них писал свои очерки, создал знаменитый фильм «Охота со старой собакой». Или не нашли бы мне место, где б сидел и ловил, сколько душе угодно? Но разве я приезжал из-за рыбалки? Привыкший доверять в море разным предчувствиям, я рвался к Шкляре. Вот и приехал, и мы прогулялись по городу. Вечер уже был отдан Кире Михайловне. Собирались туда пойти, посидев, как обычно, наедине. Я любил бывать у Шкляры в Буденновском переулке с огромным тополем под окном. Когда тополь срубили, Шкляра был так потрясен, что сложил в его честь поэму. Бывало, ночевал у него, слыша, как напротив, в кинотеатре «Родина», до поздней ночи идет пальба и гремят взрывы. С почтением относился к его родителям: очень привлекательной матери, ходившей растрепанной, в чистенькой кофточке. Однажды Ксения Александровна наведала Наталью в могилевской больнице, где родился Олежка. Наталья вспоминала, как о празднике. Я в море, кто ее навестит? И вдруг пришла Ксения Александровна. Я знал их, интеллигентов по крови, Ксению Александровну, без памяти любившую своего Игорька, сносившую от него немало, но и поминаемую бесконечно в стихах; и молчаливого, вспыльчивого отца, Ивана Ивановича, не ладившего с сыном. Перед этим освободилась еще одна комната, где много лет жила на подселении старая дева, замазавшая себя сотрудничеством с немцами. Дикая тварь, вечные скандалы, и вот убралась. Теперь у Шкляры своя комната с висящими на стене боксёрскими перчатками. Можно уже укрыться, и я, войдя с ним, готовился поверить, что все эти подковырки на рыбалке: насчет перекусывания лески и завязывания крючков морским узлом, и его стойкое молчание, оказавшееся подслеживанием, - при том пастухе, кому они, внимая, налили водки и ухи; и то, что уехали, насмехательски помахав мне, идущему по лесной дороге: да разве б я уехал так, оставив друга на дороге! - все это такое, что не стоит и разъяснять; ведь и Шкляра может вспомнить, когда я оказался слаб! Надо научиться прощать один другому.