Роман. Разрываемые

— Роман, это чудесно! Спасибо, что предложил эту прогулку на велосипедах! Давно я так не отдыхала душой. И у тебя такая замечательная семья! Мне нравится все, что ты о них рассказываешь!

— А что насчет твоей? Ты мне ничего не рассказывала. Только стала немного грустной, когда я спросил тебя о ней тогда, при первой встрече в кафе.

— Ты помнишь?

— Конечно! Ты тогда сказала, что ты единственный ребенок в семье.

— Ну... мой отец совсем не такой, как твой. И все же он мой отец. Он был мелким чиновником и всегда мечтал взобраться выше по карьерной лестнице. Бредил этим. И вот наконец каким-то образом ему удалось немного подняться по той самой пресловутой лестнице. Он дорвался до власти и, видимо, совсем потерял голову. Решил прибрать к рукам госимущество. И сразу попался на этом. Сейчас идет следствие. Ему грозит большой срок, — все время, пока Ева отрывисто и спешно говорит, она продолжает смотреть на ручей, в котором отражается голубое небо.

— Я даже не знаю, что сказать... А твоя мама?

— Мама сильно переживает, — наконец она поворачивается ко мне. — Ты не думай! Мы всегда были очень дружной семьей. Просто... просто последние годы я не совсем понимаю их.

Может это именно то, что тревожило ее все это время?

Она присаживается у берега и играет с ручьем.

— Смотри, Роман! — ее голос словно музыка.

— Что?

— Там. У другого берега! Парусник... бумажный...

— Наверное, кто-то оставил его.

— Как грустно, — она устремляет свой взор вдаль, и я следую за ее взглядом.

— Кажется буря надвигается, — бормочу с тревогой.

Мы смотрим на темнеющее небо на горизонте.

— Мы могли бы переждать ее вместе, — внезапно она встает и подходит ко мне, кладет руки мне на плечи, медленно спускаясь по моим рукам, пока наши пальцы не переплетаются. А меня начинает бить мелкая дрожь. Она раньше не дотрагивалась до меня первая. Ведь это что-то значит?

— Очень надеюсь на это, — тянусь к ее губам, но первый раскат грома вдали выдергивает ее из сладостного дурмана.

— Нам лучше поскорее добраться до города! — смеется она. — Мы рискуем.

— Чем? — почему мне не по себе от ее слов?

— Попасть под дождь.

— Тогда погнали! Поспорим на то, кто первый пересечет поле?

— Я выиграю, — кричит она на бегу, чтобы скорее поднять велосипед с земли и улететь от меня.

Я все равно догоню ее.

Лишь задержусь на мгновение. Нарвать этих сиреневых полевых цветов.

Пока я пытаюсь ее догнать, на нас ложится душный воздух, а вдали уже слышится гроза.

— Ева, сюда! — кричу ей сквозь ливень.

Она слышит. Ева доверяет мне. И без вопросов сворачивает за мной налево. К одинокому зданию.

Старый мотель, поросший плющом.

— Нельзя ехать в такую грозу на машине в город. Это опасно. Здесь мы можем переждать непогоду, — мы стоим в замке из дождя и не спешим заходить внутрь.

— Слишком поздно, — она поднимает на меня голубые глаза, которые сейчас отдают больше холодным серым. В солнечную погоду они горят голубым ярче.

— Никогда не поздно, Ева.

— Мы все промокли насквозь, — говорит она, отжимая густые волосы.

— Значит нам придется раздеться и обсохнуть!

— Ты отвернешься? — Ева кокетливо наклоняет голову.

— Ни за что! — я прямо сейчас раздеваю ее. Глазами. — Дайте лучший номер! — лишь на миг поворачиваюсь к портье за стойкой, чтобы сразу же вернуть глазам счастье.

Она стоит, закусив нижнюю губу, и с волнением смотрит, как портье передает мне ключ. Я, конечно, погорячился. В этом мотеле понятие «лучший номер» отсутствует априори. Я надеюсь, что это будет, по крайней мере, чисто и удовлетворительно.

Глава 10

Когда мы входим в номер, я отмечаю, что он действительно не так уж плох. Он лаконично обставлен в бежевых и коричневых приземленных тонах. На комоде с зеркалом стоит коричневая ваза, а на прикроватной тумбочке нашла свой приют керамическая статуэтка сплетенных фигур мужчины и женщины. Атмосфера в этом старом мотеле отличается от обезличенных современных гостиничных номеров. Букет цвета неба, который я нарвал для Евы, идеально входит в эту вазу цвета земли.

Мы быстро раздеваемся, оборачиваемся в белые банные полотенца и развешиваем мокрую одежду на дверце шкафа и стуле.

— Похоже, придется долго ждать, когда дождь закончится, — мне кажется или она слишком грустит, глядя в окна на плачущие небеса?

— Я умею ждать, Ева, — сажусь на кровать, прислоняясь спиной к изголовью.

— Вдруг стало так темно.

— Это не навсегда. Все будет хорошо.

— Погляди, — она качает головой и оборачивается ко мне, — Там за окном разыгралась настоящая буря.

— Значит мы останемся вместе?

— До утра, — она отводит глаза в сторону.

Навсегда! Мне хочется кричать.

Но я молчу.

Наконец она подходит ко мне и осторожно присаживается на самый край кровати.

— После бури небо всегда нежнее и прозрачнее. Вот увидишь.

— Я люблю, когда дождь заканчивается, — она откидывается на локти и запрокидывает голову вверх, обнажая тонкую изящную шею. Мне хочется прижаться к ней губами. Но я остаюсь на месте.

— Все любят, Ева.

— Нет. Не потому, — она мягко смеется. — Просто тогда видно, как в росе играет солнце.

— Чтобы увидеть это, нам придется остаться здесь до утра.

— Хорошо.

Внутри я ликую.