Ромодан не далекий, его мачты и в пасмурную погоду на горизонте видны. Даже днем там горят огни – осветительные большой силы, а между путей красные и зеленые, и синие; на невысоких светофорах под скошенными полукруглыми козырьками, и на высоких светофорах, мигающие и непрерывные, желтые и белые, и лунно-белые. Даже ночью там не смолкают шумы и эхом разносятся по равнинам, пугая в рощах уснувших птиц. В Ромодане под едкие запахи громыхают составы и громко переговариваются в эфире. А утром, когда воздух по всей земле прозрачен и свеж, как молочный младенец, и струятся туманы, широкими лугами, обсаженные тополями, укрепленные насыпями и рвами, с четырех сторон света к Ромодану устремляются магистрали. Они торопятся скорей сойтись по вершинам гладких зеленых откосов, оплетенные как паутиной силовыми и телеграфными проводами. Они спускаются в выемки, размечаясь километровыми столбами; перебрасываются мостами над потоками. Указатели, переезды и стрелочные посты, выбегая поспешно, приветствуют их. Рельсы дают побеги, изгибающиеся круто и пропадающие в сокрытых кустами песчаных карьерах, но, не теряя скорости, протягиваются дальше, а первые пакгаузы, транспортеры и склады, беленые кирпичи стен, бордовая черепица, закопченные осколки стекол в окошках приветствуют их. Но рельсы замедляются, расходятся, множатся, их обступают с любопытством выстроенные в ряды литые колесные пары на осях, груды душистых, пропитанных смолами шпал, шлаковые и гравиевые горы, а электробалластеры, путевые струги и путеукладчики на запасных путях приветствуют их. А иные, на заржавленных, поросших травами путях, забытые, безучастные к ним. Но вот поездные диспетчеры и дежурные по вокзалу провозглашают торжественное их прибытие, так чтобы все слышали. У диспетчеров много работы: Ромодан, обширный, занял не один гектар под свой полигон. Целый город подсобных строений и помещений станционных служб, целая страна ожидающих своей участи, бесконечных как старинная дума составов. Куда ни посмотри, – вагоны, вагоны, испещренные письменами, иссеченные дождями; под которыми перестукиваются и моргают оранжевыми фонарями обходчики, из которых вот какие-то грянули, тронувшись. И свистнул призывно маневровый. А простому человеку здесь легко затеряться и попасть туда, куда не нужно, и пропасть совсем; угодить ногой в автоматическую стрелку или наткнуться на контактный провод. Следует соблюдать осторожность и глядеть в оба, в особенности, если подлезать под вагонами на противоположную сторону. Ведь неожиданно может выкатить, гудя и тяжело давя рельсы, локомотив с маленьким подвижным помощником машиниста в высоком окне. И выпустить едкого черного дыма. Ведь может быть объявлен и подан не снижающий скорости проходящий или разогнанный проехать одинокий думпкар со сцепщиком из составительской бригады на подножке. Не случайно же повсюду во множестве предупредительные знаки и предохранительные плакаты. Это место особой бдительности.
Роман благополучно добрался до станции, повел велосипед по щебню. Невдалеке рабочие в оранжевых жилетах часто-часто как птицы расселись на шпалах. Он подошел к ним и спросил. Было не слышно, что он спрашивал, а было слышно по трансляции: «Автоматику на пятой линии готовь на продувку», – и снова, – «Автоматику на пятой линии готовь на продувку». Рабочие в ответ Роману дружно махали рукавицами в направлении вокзала, а некоторые, впрочем, махали в противоположном направлении и со своими товарищами спорили. А один даже в сильнейшем возбуждении встал. Но Роман их оставил и потащил велосипед через рельсы к вокзалу.
Привокзальный перрон был ровный и чистый, как бархатный. А людей на нем никого почти не было. И это непривычно. Здесь всегда толчея и большое скопление: приезжающие, отъезжающие, встречающие, провожающие, те, что проездом, и те, кому ехать вроде бы некуда, и те, кому не на что ехать. Здесь всегда торгующие, и в ненастье, и в ясный день. Молодые хозяйки окунают руки в укутанные в тулупы кастрюли и достают на вилках горячие в масле вареники и пироги, и заворачивают их в тонкую бумагу. Хлопчики живо разносят по вагонам флуоресцентные смеси с газом для питья. Где-то музыка хрипит и мурлычет. Катают телеги с бельем, грузят почтовые ящики. Краденые велосипеды тут же продаются. Какая-нибудь старушка мечется в толпе и предлагает всякому повстречавшемуся вяленую тарань и замотанное в тряпку пиво, от которого даже может случиться что-нибудь не хорошее. Но ничего такого теперь не было, только каштаны нежно шелестели. Видимо в прохождении пассажирских и скорых образовалось большое окно, потому что теперь поезда стали ходить хуже, чем раньше, а многие и совсем отменили и вычеркнули из расписания напрочь.