Роман Романович

За вокзалом, за туалетами, в скверике, у статуи оленя с обломанными рогами Роман нашел на лавочке Рыльчика – другого школьного приятеля. Каштаны здесь широко разрослись и бросали под себя густую как ночь тень. Они мирно перешептывались, но вдруг возмущались ветру, потому что тот нарочно к ним задирался. Рыльчик обедал. На нем была тельняшка без рукавов, не как морская, а с голубыми полосками, и какие-то не известно из чего скроенные штаны. Рядом резвились его дети. Это они, судя по всему, принесли обед. Все мальчики: старшему восемь, среднему шесть, а младший и вовсе сидел еще в коляске. Они очень любили пошалить и ничего другого не делали, как только баловались. Стоило Рыльчику поздороваться с Романом и пожать ему руку, как они затараторили: «Здравствуй, Роман Романович! Здравствуй, Роман Романович!», кривляясь и передразнивая отца. А потом побежали хватать Романа Романовича за куртку. Старший вскарабкался на велосипед, стал звонить, что есть силы, в звонок, крутить педали и гнуть своими пальцами-клещами все, что могло гнуться. Среднему было не достать так высоко, и он просто лупил ботинками по спицам. А младший с завистью поглядывал на братьев из коляски. Рыльчик гаркнул на них: «Дети!» – но в голосе его звучало много больше усталости, чем строгости, – «Где ваша мать?! Ступайте к матери!», – а Роману, между тем, отвечал: «Нет, Роман Романович, я не знаю Жанны, не встречал. У меня в подчинении Ольги, Снежаны, Анжелы, есть Юля, а Жанны нет никакой. Угощайся пожайлуста ».

– Да спасибо, – отказывался Роман.

– Бутерброд бери, огурчики.

– Я обедал, спасибо.

– С колбасой.

– Да не надо.

– С колбасой?! Ты что, Роман Романович, заболел?

– Точно, заболел.

– Картошка варенная, с луком, помидоры, кукуруза. Сашко, достань… Сашко, отойди от велосипеда! Достань Роману Романовичу кукурузы из пакета.

– Я есть не стану.

– Тогда бутерброд с колбасой.

Роман сунул поспешно бутерброд целиком в рот, чтобы только Рыльчик успокоился. А Сашко уже возил по его брюкам вареным кукурузным качаном, изображая поезд.

Роману было как-то неловко объяснять, зачем ему понадобилась Жанна, и он что-то такое врал совершенно фантастическое. А Рыльчику, впрочем, было на это наплевать. Его больше интересовало, какая должна быть эта Жанна, какая из себя. Он требовал, чтобы Роман подробно ее описывал, и задавал наводящие вопросы. А Роман немножко ревновал. Так беседа у них бурно развивалась. К тому же, дети куда-то исчезли и перестали их донимать. Заботливую мать или хлопотливую бабушку уже бы хватил удар при мысли, что они могут попасть под колеса локомотиву или упасть с пешеходного моста. Но у Рыльчика было крепкое отцовское сердце, испытанное. А Роману Романовичу всякая забота была еще не известна. Дети вскоре возвратились, – они ходили собирать каштаны, и принялись пулять друг в друга этими каштанами, бегая вокруг лавочки. И попадали почему-то большей частью в Романа Романовича. Он прикрикнул на них страшно, чтобы прекратили, но дети ему не поверили. Но они успокоились, потому что увидели вдруг свою маму, маленькую черноглазую с полненькими ручками молодицу, с таким взглядом, что под ним асфальт задымится, у которой, скажи она, сейчас прекратятся всякие маневры по станции, и поезда пойдут обратным курсом, а дежурные будут бегать по перрону, мечтая, что все это им только снится. Не успела она приблизиться, как дети стали наперебой кричать: «Мама, мама, папа хочет девочку Жанну. У нее короткие темные волосы и маленькая грудь»

– Здравствуйте, – прохладно поздоровалась молодица с Романом.

А тот с испугу ничего не ответил. А Рыльчик и ухом не повел. Жевал преспокойно и только произнес:

– Брехня.

Молодица присела на лавочку, поправила юбку, стряхнула песок с туфли.

– Что за Жанна? – как бы между прочим спросила она. – Я что-то такой не припомню. Это из старой бригады или из диспетчерской? Маленькая грудь, – это точно не из старой бригады. Это что, проезжая? Сколько ей лет?

А Рыльчик кукурузными губами знай свое, – Брехня!

Он вообще в подобных ситуациях предпочитал не говорить лишних слов, потому что даже самое безобидное, вымолвленное случайно, могло так чудесно развернуться в голове жены и привести ее к таким необратимым выводам, что потом вовек не загладить и никакой кровью не искупить. А Роман молчал, боясь, как бы и ему не попало.

– Где же вы встречаетесь? – продолжала допрос Рыльчиха. – И главное, когда? Работаете на перегоне, городская туда не сунется. На обеде дети за тобой смотрят. Разве что, раньше уходишь? А она где же перебивается? Ты где ее пристроил? Отвечать!

Рыльчик отвечал, – Брехня!