Роман с автоматом

– Нет! – отвечал я, удивляясь тому, с какой уверенностью девочка обращалась ко мне по-русски.

– Это хорошо, что не видели! – отвечала девочка серьезно. – Мама меня утащит в гостиницу.

– А ты не хочешь в гостиницу? – спросил я автоматически.

– А вы что, хотите туда? – опасливо спросила девочка.

Я снова вспомнил француза, бар, наш гостиничный номер.

– Пожалуй что нет. Ты права.

В этот момент в воздухе глухо загрохотало и зарычало – начиналась гроза. Ветер взвыл, взлетел над пляжем и грузно опустился на песок.

– У тебя красивый матрас, – сказал я, когда гром отгремел, – красивый синий матрасик.

– Дяденька, он желтый! – обиделась девочка.

– Да, извини, сразу не разглядел. В самом деле желтый.

– С цветочками, – добавила девочка важно, и, словно подтвердив ее слова, с неба упала первая капля дождя, ударив в гулкую резину матраса.

– Теперь, наверное, тебе все-таки придется идти в гостиницу. Иначе ты промокнешь.

– Иначе не промокну! – девочка решительно топнула ножкой. – У нас же есть крыша. Желтая крыша. С цветочками. Держите!

Матрас поднялся в воздух и звонко упал мне на голову – я лишь в последний момент ухватился рукой за край. Девочка уселась рядом со мной – наша резиновая крыша накренилась в ее сторону, и капли застучали сверху торопливой дробью. Опять загрохотало – ветра больше не было, но море гудело и шипело, и в воздухе мелькали песчинки, как электроны, грозно скапливающиеся, чтобы потом разрядиться громовым ударом.

– Смотрите, молния! – Девочка заерзала. – Как дерево! Сколько веток!

– Да, красиво! – ответил я.

– А вон еще! Ух ты, как антенна! У нас такая на доме!

Дождь загрохотал быстрее, духота развеялась окончательно; в небе гремело, перемещалось, металось что-то, над морем происходил какой-то спектакль, и море ревело, как восторженный зрительный зал. Вода потекла по ступенькам, сверху вниз, я почувствовал, что штаны мои намокают, но остался сидеть. Сверху послышалось цоканье каблуков, из водяной стены появилась женщина и увела девочку с собой – матрас ушел тоже, и дождь поглотил меня, сомкнулся вокруг, как двери душевой кабинки. С разных сторон доносились смутные вскрики, кто-то кого-то звал – и дождь шумел, и шумело море, и гремел гром; вода текла с моих волос и одежды, а я ждал, пока все пройдет.

Дождь лил стеной, не заботясь о том, что кому-то он может быть неугоден. И точно так же в этом французе, и в том, что она сейчас сидит с ним в баре и смеется, а он тараторит и брызгает – в этом тоже что-то было от дождя, от стихийности, чего-то такого, что не остановишь так просто.

– Schlaghebel, Stuzriegel, – вспомнилось мне, и я улыбнулся. Не остановишь… «Нет, почему же?» – подумалось мне, и вдруг встряхнуло при мысли о том, что остановить и правда можно.

Дождь кончился так же резко, как начался: струи вдруг переломились и прервались. Немножко покапало, как из неисправного душа, и перестало вовсе. Я привстал со ступенек: с меня лилась вода. Я медленно поднялся по лестнице и, подумав, что, наверное, в таком виде не стоит возвращаться в гостиницу, решил немного прогуляться. Заблудиться в этом приморском городке, состоящем из одних отелей, было невозможно: по сути там была одна улица, эспланада вдоль берега, и с одной стороны было море, а с другой – подножье гор. Я прошелся по открытой поляне: там было несколько ресторанов, пахло рыбой и кухней: как у нас, только более грубо. Люди, кажется, приходили в себя после разразившейся грозы: на улице, рядом с ресторанными столиками, зажигались факелы, столы вытирались, и посетители робко пересаживались из-под навеса на улицу. Где-то засмеялись, среди общего мужского гогота зазвенел одинокий женский смех, и мне показалось, что этот мой вечер не так плох, и что, пожалуй, мне впервые со дня приезда спокойно. Город начинал мне нравиться как-то по-особенному. Наверное, я смог бы в нем хорошо ориентироваться. Языка я не понимаю совсем, но его можно выучить. Здесь прямо на деревьях растут фрукты, и множество немецких туристов: можно работать в ресторане немецкой кухни. Мне неожиданно понравилось представлять себе, что я каждый день смогу гулять по этому городу, и я поиграл с мыслью о том, что вот я уже абориген и возвращаюсь домой после трудового дня. Кажется, тем временем стало темно, как всегда мгновенно темнеет в южных городах. Работать. Купаться. Плавать на лодке. Ужинать в уличном кафе, завтракать под шум волн. А она…