Роман с автоматом

Повисла пауза. Все больше людей перемещались к бару, они что-то обсуждали, пили вино, пиво из высоких пивных бокалов. «Вот и разговариваем, – думал писатель, – вполне по-европейски». Из колонок все бубнил Борисов, иногда останавливаясь, давая место звучному голосу переводчика.

– Здесь тоже бывает трудно, – продолжал свою мысль парень, – с экспериментальной музыкой всегда труднее. Но здесь хотя бы люди знают, что если что-то непонятно, надо пытаться понять…

– Скажите, – начал писатель, – или нет, давайте еще водки, перейдем на «ты», и тогда я спрошу…

Гитарист кивнул, взяли водки, наверное, именно ввиду специфики мероприятия припасенной в баре. Выпили молча, писатель морщился, с трудом глотал горькую жидкость. Парень выпил спокойно, но немного оставил на дне.

– Хорошо пошла… – поморщился писатель полувопросительно.

– Да, неплохо, – парень пожал плечами, – так что вы хотели спросить?

– Да, вот что… – писатель оглянулся, будто хотел установить, не подслушивает ли кто-нибудь этот разговор. – Скажите… то есть скажи… вы… ты считаешь вашу музыку экспериментальной?

Парень удивленно вскинул белые брови. Да, конечно, а как же еще. Есть мейнстрим, а есть эксперимент, авангард. Можно скользить по поверхности, можно копать в глубину. Вот мы и копаем в глубину.

– Да-да, это так… Но ведь ты сам говоришь – ниша. Стало быть, это уже направление. И люди знают, как к этому относиться. И никого это не удивляет.

– Да. Ну и что?

– Но ведь это тогда уже не эксперимент.

– А почему эксперимент должен кого-то удивлять?

Из зала раздались аплодисменты – Борисов закончил. Выходил организатор и объявлял очередных музыкантов. Писатель подумал, что надо бы поймать Борисова. Но было лень, и потом – он чувствовал, что вот сейчас, еще немного, выйдет на свою мысль, и наконец, возможно, наступит освобождение. Борисов, наверное, все равно пойдет в бар – тогда и получится поговорить.

Парень-гитарист молчал, поглядывая на недопитую рюмку.

– Послушайте. Послушай, – наконец сказал он, – ваши стихи – они разве не авангардные?

Тут на сцене появились новые молодые люди, и в них писатель узнал молодых русских с набережной Рейна. Наглый матерщинник Женя прохаживался, немного покачиваясь, по сцене, пока его товарищи пробовали инструменты. Толстый звукорежиссер за пультом напрягся, положив сосисочные пальцы на рычажки и вперив взгляд в музыкантов.

– Гуд ивнинг! – крикнул Женя в микрофон, и, как показалось писателю, икнул. – Найс ту си ю!

Барабанщик щелкнул палочками, давая такт – и музыка загремела. Это, кажется, был обычный рок: барабаны отбивали четкий горячий ритм, гитара жужжала и трубила; вокалист-Женя пел неожиданно звучным голосом, левой рукой держась за микрофонную стойку, а правую выбрасывая в зал.

– Вот они, – гитарист-Уорхолл показал писателю на музыкантов, – это не авангард, это уже было. Хотя ребята хорошие, классные инструменталисты. Обычный русский рок, играют только попрофессиональнее.

– А чем они от вас отличаются, кроме того, что у вас не поют? Гитарист обиженно посмотрел на писателя.

– Послушайте! – наконец сказал он. – Вы, кажется, совсем не разбираетесь в современной музыке

– Да, наверное, не разбираюсь, – раздраженно ответил писатель, – хотя я из Петербурга, и я слушал рок, когда ты еще, извини, пешком под стол ходил. И тогда, – он мечтательно закатил глаза, – тогда это было другое. Это был, шок, взрыв, вызов! Провокация наконец.

– Мы тоже провоцируем! – возразил гитарист. – Некоторые вот из зала ушли. И вы, кажется, тоже себя не очень уютно чувствовали.

– Никто не ушел! – с нажимом возразил писатель. – Они все уже привыкли, они такое каждый раз слышат, на каждом таком концерте, лет десять, думаю… Прости, – торопливо добавил писатель, похлопывая гитариста по плечу, – я не хочу обижать тебя и твою музыку. Просто… что-то новое надо. Новый взрыв, новое движение.

– Мы ищем новую форму, – гитарист-Уорхолл нервно вертел рюмку длинными пальцами. – Для этого надо разрушить старую… Скажите, может, вы придумали что-то новое? У вас есть что-нибудь предложить, кроме Ленина и Сталина?

Барабаны по-прежнему монотонно колотили и бухали из колонок, как быстро идущий под гору состав.

– Я мягкой, – пел Женя, выделяя «о», как это делают в Вологде. – Я совершенно не герой! А тот, другой, как раз герой!

Писатель мутно посмотрел на музыкантов, потом на собеседника.

– Есть, есть новая форма, – наконец сказал он, – и эксперимент… можно было бы сделать, настоящий эксперимент.

Музыканты на сцене все больше трясли головами, заводясь ритмом и нервными гитарными репликами.

– Он сильноой! – тянул Женя на манер какой-то мужицко-ямщицкой песни. – И он, конечно же, герой! А я другой – я не герой!

Гитарист-Уорхолл молчал, терзая рюмку.

– Ты посмотри на них, – начал писатель, обводя рукой зал. – Вот они сидят, все эти люди, на русско-немецком культурном вечере. Тебя слушают, меня, этих вот «героев». Так?

Гитарист молчал.

– Ну вот, теперь скажи мне, только честно: это им хоть сколько-нибудь интересно?

– Наверное нет, – после паузы ответил гитарист, – но это не то… На наши концерты…