Роман с Европой. Избранные стихи и проза

Алексей Эйснер (1905–1984). Роман с Европой. Избранные стихи и проза

СТИХОТВОРЕНИЯ

ШИММИ

Под мотив дразнящий, знойный,
Как приход весны,
Люди пляшут беспокойный
Танец сатаны.

В наглой близости объятий

Мечется толпа.
Гордо топчет цепь понятий
Узкая стопа.

Гибнут в дикой пляске зверя

Души и сердца,
Гибнут, в светлое не веря,
Гибнут без конца.

И плывет за парой пара

И за тенью тень…
И в окно сквозь мглу угара
Смотрит новый день.

Скрипки плачут и хохочут,

Ноют и визжат,
Но никто понять не хочет,
Что они кричат.

И под их укор неясный,

Грешного полны,
Люди пляшут танец страшный,
Танец сатаны.

Сараево, декабрь 1923 г.

«Близок к миру час заката…»

Близок к миру час заката.
Дышит мраком ночь.
Но Любви, в веках распятой,
Злу не превозмочь.

Пусть Ее сейчас забыли,

Ликом пустоты
Пусть в безумьи заменили
Чистые черты,

Пусть бессмысленным расчетом

Губят красоту —
В тяжкий миг придут к оплоту,
К строгому кресту.

Лишь бы ты, моя Россия,

Божия страна,
Поняла, зачем в лихие
Руки отдана.

Поняла, зачем заклята

В смертной суете,
И сказала б в час заката
Правду о Христе.

Сараево, сентябрь 1924 года

«Стихает день, к закату уходящий…»

Стихает день, к закату уходящий.
Алеют поле, лес и облака.
По вечерам и горестней, и слаще
Воспоминаний смутная тоска.

Вот так же хлеб стоял тогда в июле,

Но — кто глухую боль души поймет? —
Тогда певучие свистели пули
И такал недалекий пулемет.

И так же теплый ветер плакал в роще

И тучи низкие бежали до утра,
Но как тогда и радостней, и проще
Казалась смерть под громкое «ура».

И как под грохот нашей батареи,

Ложась на мокрую и грязную шинель,
Спокойней засыпал я и скорее,
Чем вот теперь, когда ложусь в постель.

Как было легче перед сном молиться

И, прошептав усталое «аминь»,
Увидеть в снах заплаканные лица
И косы чеховских унылых героинь.

А на заре почистить голенище

Пучком травы — и снова в строй. Теперь
Моей душе потерянной и нищей
Приятно вспомнить гул приклада в дверь,

Когда, стучась в покинутую хату,

Чтоб отдохнуть и выпить молока,
Ругают громко белые солдаты
Сбежавшего с семьею мужика.

Ах, не вернуть. Ах, не дождаться, видно.

Весь мир теперь — нетопленый вагон.
Ведь и любить теперь, пожалуй, стыдно,
Да как и целоваться без погон!

Ничей платок не повяжу на руку.

И лишь в стихах печальных повторю
Любви к единственной немую муку
И перед боем ветер и зарю.

Прага, 1926. «Годы». 1926. № 4.

ВОЗВРАЩЕНИЕ