От недостатка воды и зноя вскоре начался падёж коней. Первыми пали боевые рыцарские кони, пришедшие из Европы. Многим рыцарям, лишившимся лошадей, пришлось тащиться пешком. Снаряжение и доспехи перегрузили на повозки, которые везли волы, а там, где волов не хватало, впрягали овец или коз.
Я не раз и не два благодарил своего оруженосца, выбравшего мне подходящего коня.
Султан, как и обещал Пако, не ведал усталости. Там, где кони европейских пород падали замертво, он бодро шёл вперёд, и только клочья пены на удилах и бисеринки пота на атласной шкуре показывали, что и этому выносливому, привычному к местным условиям скакуну приходится нелегко.
В эти дни я впервые в полной мере осознал, что для голодного нет чёрствого хлеба, а для мучимого жаждой невкусной воды.
Простая ячменная лепёшка и кружка тёплого, солоноватого питья – вот о чём я мечтал, укладываясь спать на жёсткое походное ложе.
На жгучем солнце и хлёстких ветрах мои волосы, прежде имевшие светло-каштановый оттенок, выцвели и сделались почти белесыми, а кисти рук почернели, как у турка, кожа на щеках задубела, лоб прорезали две глубокие складки. Я словно постарел на десять-пятнадцать лет.
Впрочем, все вокруг выглядели усталыми и измученными.
Мы то и дело вступали в стычки с местными племенами, отражали наскоки турецких всадников. Они появлялись внезапно и молниеносно исчезали среди песков, оставляя за собой тела наших воинов, пробитые чёрными стрелами и изрубленные кривыми мечами…
Близ Гераклеи состоялась ещё одна большая битва с сельджуками.
Мы снова одержали в ней победу и вышли к хребту Антитавра, который проводники-греки называли «горами дьявола».
Но не зря говорят, что нельзя всуе поминать нечистого. Не успели мы войти в горы, как начались нескончаемые дожди. Горные тропинки размыло. Двигаться по ним стало смертельно опасно.
Я видел однажды, как в бездну сорвалось несколько лошадей и мулов, связанных одной верёвкой. Падая, они увлекли за собой повозку и людей.
Путь по каменистым уступам наверх казался нескончаемым. Многие из воинов, обессилев, побросали свои доспехи и щиты. Свирепые ветры и стужа пронизывали нас до костей. Начались болезни. Они уносили каждый день десятки жизней…
Но, к моему великому изумлению, в нашем войске царило воодушевление.
Воины еле передвигали ноги, но поддерживали друг друга, говоря:
– Мы уже на земле Сирии! Мы не проиграли ни одного сражения…
– Да! Если от нас бежала армия непобедимого султана Кылыч-Арслана, неужели нас остановят какие-то горы?
Слушая их, я тоже утверждался в благополучном исходе нашего Крестового похода: «А ведь правда! Господь на нашей стороне! Мы, несмотря ни на что, идём вперёд. Ещё немного усилий, и преодолеем этот проклятый перевал. Остаётся рукой подать до сирийской столицы. Милостью Божьей, мы непременно возьмём и Антиохию. А там один за другим освободим все сирийские города от „неверных“ и, наконец, победоносно завершим наш поход в Иерусалиме…»
5
В октябре 1097 года от Воплощения Господнего мы вступили в долину реки Оронт и приблизились к Антиохии.
Поначалу всё складывалось весьма успешно. Посланный графом Раймундом авангард с ходу захватил Железный мост через реку. Мы переправились и встали лагерем у стен сирийской столицы, заняв место от Собачьих ворот до Корабельного моста.
Слева от нас, вплоть до ворот Святого Павла, расположились воины Роберта Нормандского и Боэмунда Тарентского, а справа, ближе к воротам Дюка, ратники Готфрида Бульонского.
Граф Раймунд, со свойственной ему решительностью, предложил союзникам незамедлительно, пока защитники города не опомнились, пойти на штурм, но остальные вожди воспротивились, посчитав это предприятием опасным.
Даже герцог Бульонский, прежде всегда поддерживающий графа Раймунда, заявил, что его воины начнут штурм не раньше чем прибудет подкрепление из Франции.
В нежелании начинать штурм сквозил только один вопрос: кто будет владеть Антиохией?
Накануне пришло известие, что граф Балдуин захватил Эдессу и провозгласил там своё графство. Эта новость усилила противоречия между остальными.
«Если графу Балдуину позволительно владеть Эдессой, то почему бы мне не завладеть Антиохией?» – так рассуждали все.
Антиохия действительно была лакомым куском. Разглядывая сирийскую столицу с вершины ближайшей горы, я убедился в этом.
Белокаменный, просторный, с прямыми улицами и широкими площадями, город весь утопал в виноградниках и фруктовых садах.
Граф Раймунд, который бывал здесь, рассказывал нам:
– Господа рыцари! Перед нами город прекрасных дворцов и храмов, великолепных мастеров – ювелиров, стеклодувов, ткачей, строителей и художников. По его улицам текут арыки с прозрачной водой, на площадях бьют круглый год роскошные фонтаны… А местные бани! О, таких бань, как здесь, во всём Средиземноморье не найти…