Роман с фамилией

Впрочем, пока нас больше интересовали не бани, а укрепления Антиохии. Двойное кольцо стен и более четырехсот башен с узкими бойницами окружали город. Стены, возведённые ещё императором Византии Юстинианом, были столь широки, что по ним могла проехать упряжка из четырех лошадей. Крутые горные склоны, на которых возвышались эти укрепления, сами по себе являлись неодолимым препятствием. Наконец, внутри самой столицы находился ещё один оборонительный рубеж – неприступная цитадель.

Поэтому в осторожности, которую проявили наши союзники, была своя логика и здравый смысл: за время похода ряды нашего воинства так поредели, что мы, расположившись вдоль стен, не смогли даже охватить Антиохию со всех сторон, и контролировали только четверть её периметра.

Поразмыслив, граф Раймунд тоже отказался от немедленного штурма и согласился ждать.

Так началось многомесячное стояние у стен Антиохии, где война явила нам себя с самых гнусных сторон.

Помню, дядюшка-епископ наставлял меня перед походом:

– Готовясь к наступлению или обороне, лучше посчитай врага сильнее, чем он есть. Пренебрежение к врагу уподобляет воина скряге, который, сберегая лоскуток, портит всё платье. И ещё одно правило: не уповай, что воинская удача навсегда возлюбила тебя. Достигнув успеха, не расслабляйся, жди ответного удара. Победа в конце концов достаётся тому, кто окажется умнее, расчётливее и терпеливей…

Но одно дело – слушать наказы, и совсем иное – собственный горький опыт.

Первые недели пребывания у Антиохии напоминали праздник. Еды и воды, мяса и овощей, местного вина и фруктов было в изобилии. Мы отъедались и отсыпались, набирались сил после тяжёлого пути. Гарнизон Антиохии, возглавляемый эмиром аль-Яги-Сианом, нас не беспокоил, так что мы даже часовых перестали выставлять.

Но вот начались осенние затяжные дожди, а следом пришла зима – необычно суровая для этих мест. Она принесла в наш лагерь новые болезни и голод.

Боэмунд Тарентский и Роберт Фландрский со своими воинами отправились за продовольствием и фуражом.

Воспользовавшись их отсутствием, в одну из дождливых ночей Яги-Сиан напал на наш лагерь.

Ров, который мы выкопали вокруг палаток, оказался ненадёжной защитой.

Турки действовали в своей излюбленной манере: напали на спящих и устроили резню, в которой я и сам чуть не погиб.

Чуткий Пако услышал, как турецкий воин кинжалом разрезал полог шатра, и встал у него на пути, по сути закрыв меня собой. Я бросился ему на помощь и заколол турка. Но Пако был ранен.

– Рана небольшая, сеньор! – простонал он. – Спасайте графа Раймунда…

Я выбежал в ночь. Вокруг пылали шатры. Звенела сталь. Раздавались брань и возгласы умирающих. Прокладывая себе дорогу мечом, я двинулся к шатру нашего предводителя, но увяз в сече.

К центру лагеря я смог добраться лишь тогда, когда турки, так же внезапно, как напали, отступили.

Дождь, ливший всю ночь, прекратился. Занялся серый рассвет. Узкая полоска багряной зари делала его похожим на окровавленную повязку, обмотавшую истерзанную землю.

Граф Раймунд, по счастью, оказался жив. Он встретил меня у входа в шатёр в покрытой бурыми пятнами тунике, с мечом в руке. Лицо графа искажала гневная гримаса.

– Я потерял сына… – глухо произнёс он. – Госпожа испугалась… истекает кровью… Приведи скорей лекаря.

Я побежал за эскулапом и отвёл его к графскому шатру, а сам вернулся к Пако. Он лежал там, где я его оставил – посреди шатра. Мне стоило немалых усилий поднять его обмякшее тело и перетащить на постель.

Наскоро перевязав оруженосца, как сумел, я снова вернулся к графскому шатру и дождался лекаря у его входа. Посулив вознаграждение, повёл его к Пако.

Лекарь сорвал с Пако мои бинты и рубаху, промыл и осмотрел рану, смазал мазью, от которой исходил запах гнилого болота, и заново сноровисто перевязал её.

Во время этих манипуляций я обратил внимание на пять родинок, расположенных на животе моего оруженосца в виде креста. У меня возникло смутное ощущение, что однажды я уже видел такие же родинки, но когда и у кого – вспомнить не смог…

– Рана глубокая, но ваш оруженосец поправится! – сказал лекарь, получая золотую монету за труды, и это была, пожалуй, единственная добрая весть в этот день…

Провожая лекаря, я поинтересовался:

– Как здоровье её светлости графини Эльвиры?

Лекарь только руками развёл:

– Её жизнь в руках Господа! Будем молиться, чтобы она поправилась…

Ночная вылазка турок как будто развязала мешок с бедами. Несчастья – одно за другим – посыпались на нас.

Вскоре от неведомой хвори слёг граф Раймунд, и наше войско осталось без полководца. Ни с чем вернулись отряды Боэмунда Тарентского и Роберта Фландрского. Им преградило дорогу войско султана Дукака Мелика.

К середине зимы голод стал нестерпимым. В лагере поели всех мулов и принялись за боевых коней. Мне с трудом удавалось спасать от голодных крестоносцев Султана, но походной лошадью всё же пришлось пожертвовать.

Дошло до того, что нескольких воинов застали за поеданием человечины…