Роман с героем конгруэнтно роман с собой

«А Машенька еще в школе?» — «Сегодня воскресенье. На лыжах пошла». — «Зачем же ты ее отпустила! Лыжи — это нагрузка на сердце. Девочке это вредно». — «С каких пор это лыжи вредно?» — «Зачем ты меня постоянно одергиваешь? А белье кто в прачечную отнес?» — «Машка вчера отнесла». — «Все?» — «Надеюсь, что все». — «Этого ей делать никак нельзя. Она девочка, надорвется». — «Да она здоровая, как верблюд!» — «Почему ты так со мной разговариваешь? Маша уже вернулась из школы?» — «Сегодня, мам, воскресенье». — «Я знаю, что воскресенье. Почему же мы не обедаем?» — «Потому что полчаса назад завтракали». — «Шутишь?» — «Нет. Ты чего это хочешь?» — «Ногу отсидела. Встать. Это кто купил такой ужасный диван?» — «Ты купила». — «Я? Я такой купить не могла. С него нормальному человеку абсолютно не встать». — «Давай помогу». — «Только осторожно, Раюша! Мне слева нельзя вставать». — «Как это — слева?» — «Слева, где сердце. У меня ж было два инфаркта». — «Не было их». — «Ты все лучше меня почему-то знаешь!» — «Два инфаркта было у папы». — «Правда? Значит, я опять перепутала. Ты видала, Надя статью прислала? Моя последняя аспирантка, помнишь?» — «Ясное дело — помню». — «Любопытные данные получила. У нее там, по-моему, одно только место сомнительное. Надо сегодня же ей написать обстоятельное письмо…»

Интеллект дольше всего держится в человеке. Интеллект дольше всего человека держит. Иногда—до конца, как кому повезет.

Я иду по коридору, я иду по коридору, иду, иду. Бесконечно…

Мама идет по коридору, мама идет по коридору, идет мне навстречу по коридору, идет по коридору, идет, идет. Она идет медленно и согнувшись. Она держится обеими руками за сервировочный столик, мы с Машкой зовем этот столик: «Пьер». Не знаю, почему мы его так зовем. Не помню. Мама идет по коридору мне навстречу. Крепко держится за столик, будто за поручень. Или это такая каталка? Мама идет сама. Мама ходит! Она идет по длинному коридору прямо на меня. Ей все равно и сейчас не дашь восьмидесяти лет. Она похудела и улыбается мне. «Раюша, ты опять принесла апельсины? Это же вредно для печени». Я вышвыриваю эти апельсины. Мама идет по коридору мне навстречу. Сама. Моя мама ходит! Она поднимает лицо. «Ты дала мне немытое яблоко. Это вредно для сердца». Я вымою яблоко, мамочка! Я его отскребу. Почищу. Разрежу на дольки. Разотру на терке. Она идет по бесконечному коридору. Идет, идет…

Это я вижу во сне каждую ночь и во сне понимаю, что это — только сон. И что надо во что бы то ни стало — продлить этот сон, потому что он — прекрасен. Этот сон надо удержать во сне. Его нельзя обрывать. Даже во сне мне кажется, что и наяву что-то зависит от этого моего сна, я должна его удержать, чего бы это ни стоило, мне нужно всадить в этот сон всю свою жизненную энергию, все силы свои ему передать, и тогда этот сон никогда не кончится, он перейдет в явь, и явь эта будет прекрасна. Я помню во сне, что — только не нужно сейчас просыпаться. Я проснусь и этим перережу ту явь, которая уже рядом и так тонко, болезненно и непонятно зависит сейчас от моего сна…

Но будильник звенит. Надо вскакивать. Иначе я опоздаю в больницу к завтраку, к врачебному обходу, к тому — что есть явь.

Я иду по коридору, я иду по коридору, я иду по коридору. Я всех тут знаю всю жизнь. Врачей. Сестер. Нянечек. Дежурную возле лестницы. Гардеробщицу при входе в больницу. У меня давно никто не спрашивает пропуск. Я знаю всех ходячих больных. И многих лежачих я тоже знаю. Мне все помогают. Я им улыбаюсь. Улыбка моя — судорога…

Сперва было так.

«Здравствуйте! Вы — уже? А у нас ночь прошла нормально. Кошмаров вроде бы нет. Помните, она говорила, что я ее хочу сварить в кипятке? Нет, сейчас все реакции адекватные. Я ночью три раза к ней подходила. Сон спокойный…» Это дежурная медсестра, она сдает сейчас смену.

«Раиса Александровна, я к вашей маме уже заглядывал. Улыбается. Узнала меня. Знаете, она уже ложку так держит! Я считаю, самое страшное у вас позади. Можете мне поверить, я тут, можно сказать, постоянный кадр…» Это ходячий больной, лежит с обострением радикулита, ему уже лучше. Он даже ночью к маме заходит и ругается с сестрами, если что — не так.

«Как вам сказать? Я считаю, чтобы не сглазить, что для своего возраста она очень быстро справляется с болезнью: рука полностью восстановилась, нога двигается, речь вполне разборчива. Я уже в карточку записала, чтоб начинали лечебную гимнастику. Поднимем — думаю, чтобы не сглазить…» Это лечащий врач, Римма Михайловна, быстрая, яркая, рядом с такими даже в больнице легчает, тут-то как раз особенно нужно, чтобы рядом — энергичное жизнелюбие, оно и тут заражает.

«А мы сегодня в коридор выходили! Не ожидали? Идет, идет на поправку. Спешить не надо. Нет, и вы можете тихонечко поднимать и по палате, по палате, помаленьку. Только не уроните! Нашим больным нельзя доверять. Она у вас мигом на пол сядет. Они — наши больные — мгновенно подламываются, за ними гляди и гляди…» Это уже врач лечебной физкультуры, это уже ведь такие высоты…