Роман с героиней

-- А все и буду, что расскажешь. Про тебя, про Матвеича, про маму... -Медведев принялся раскладывать салат -- огурцы исходили слезой, помидоры сверкали свежими срезами... -- Мне особенно Матвеич ваш понравился. Славный типаж!

-- Слушай, я тебе сейчас расскажу, как он в Гомеле женщину завел, когда могилки ездил красить! -- Оксана отвела его руку. -- Мне хватит, ешь сам... Вот, слушай. Поехали они однажды с мамой в Прагу за покупками. Матвеич походил с ней по универсаму и говорит -- я устал, буду тебя в машине ждать. Мама выходит из магазина, ищет Матвеича -- а он по автомату разговаривает, соловьем заливается. Мама послушала и все поняла... Приехали, мама поднялась ко мне на кухню -- лица на ней нет. Сгорбилась вся, состарилась. Сидит, плачет. Брат пошел к Матвеичу: "Матвеич, вы что, нас за дураков держите?" Так Матвеич на нас бочку покатил: "А вы думали, я не живой человек, вы думали, Матвеич уже умер? Да? Так вы ко мне относитесь. Хороши родственнички! Я их семье последнее здоровье отдал, палец пилой отрезал, а они желают, чтобы я скорее умер..." Вот так все вывернул. А что маме остается делать? Простила. Он на десять лет ее моложе, двадцать лет прожили...

Они похрустели салатом, дружно похвалили сочную брынзу. Оксана отложила вилку:

-- Ты ешь, ешь... Я пока буду рассказывать. Не возражаешь?

-- Давай! -- Медведев быстро вылавливал черные шарики маслин и кусал от пучка зелени, свернутого им в трубочку.

-- Вот слушай! Жили мы еще в Белоруссии, муж решил заняться бизнесом -поехал в Польшу, повез пятнадцать литров спирта. Приехал и без денег и без спирта. Еще и женщину завел, нашу. Там, видно, и познакомились. Однажды звонит: "Виктора Григорьевича, пожалуйста". -- "Виктора Григорьевича, -говорю, -- нет дома". -- "Ах, извините", -- вешает трубку. Приходит муж, я ему говорю: "Тебе какая-то мадам звонила". Он глаза в кучку -- я все поняла. Хоть бы научил ее -- если жена подойдет, спросить Машу, или Глашу, или аптеку.

-- А что, ему женщина позвонить не может? -- заступился Медведев, накалывая на вилку ломтик помидора. -- Дела какие-нибудь. Мне часто звонят...

-- Тебе, может, и звонят по делам, а какие у него дела могут быть, кроме этих?

-- Не пойман -- не вор, -- пожал плечами Медведев и приподнял бокал. -Твое здоровье!

-- И тебе не хворать... -- Оксана пригубила. -- Мне его и ловить не надо -- я и так все чувствую.

-- А выходила замуж -- любила? -- Медведев сделал вид, что не замечает назойливого взгляда официанта, вышедшего к дверям и пытающегося, словно он был глухонемой, с помощью жестов вызнать, не пора ли подавать креветки.

-- Да, по любви. Он же такой здоровый, красивый был. А потом стал опускаться. Все от безделья... Приходит как-то меня с аэробики встречать, а мне говорят: "Там за тобой папа пришел..."

Оксана отодвинула тарелку. Они помолчали. Официант, привстав на цыпочки и приложив козырьком руку, выглядывал, что происходит на столе. Медведев кивнул. Приплыли креветки в сладчайшем соусе фальшивой улыбки -- мир, дружба между народами, чего изволите? Вкусно запахло морем, укропом, распаренным рисом, свежим лимоном...

-- А что у тебя за бизнес был? -- Оксана дождалась, пока официант расставит тарелочки для ополаскивания рук и уйдет, поводя плечами. -Расскажи...

Медведев улыбнулся и, поедая креветки, стал неторопливо вспоминать, как десяток лет назад московские друзья-писатели втянули его в книжные дела, он открыл в Ленинграде филиал издательства, бизнес пошел -- в стране был книжный голод, к его складу стояла очередь грузовиков, -- появились деньги, он поездил по заграницам, купил большую квартиру, поменял несколько машин, и в свое сорокалетие, которое справлял в подвале оптового книжного склада, отделанного на манер супермаркета, вдруг задумался -- кто он: писатель или издатель?

-- Поверишь? -- Медведев не спеша подбирал с тарелки рис, мелко резал мясистые хвосты креветок. -- Каждый вечер сидим с женой -- весь диван в деньгах -- и раскладываем: это туда, это сюда, это в банк, на эти валюту купить... Сыну тогда лет тринадцать было, он меня спрашивает: "Папа, а мне что, потом ваше дело продолжать, книжками торговать?" И что-то так тошно сделалось... Неужели, думаю, так и буду сидеть на этом золотом дне?..

Медведев налил себе воды, отхлебнул, задумался, припоминая.

-- Десять дней сорокалетие отмечали -- друзья, родственники, гости, приемы на работе, дома.... Все меня нахваливают -- молодец, такое дело организовал, такие обороты, столько людей в подчинении... А мне тошно. Ну, всех напоили, накормили, по домам развезли... -- Медведев отложил нож с вилкой, глотнул вина. -- Пошел выхаживаться на Смоленское кладбище. Я там раньше по утрам бегал, пока в эту работу не втянулся. И вот иду -- накануне снежок выпал, чисто, часовенка Ксении Блаженной Петербургской бирюзовым кубиком светится. Зашел, постоял. Пахнет так приятно, а на душе маета. Женщина, которая свечи продавала, на меня глянула и говорит: "Сынок, ты обойди часовню три раза и поговори с Ксеньюшкой. Как с мамой поговори. Бог даст, она тебя вразумит..."