Роман с небес

   Она попыталась вспомнить, что с ней случилось, до того, как она попала в этот зал. В памяти всплыла картинка: крыльцо булочной, ее ученица Анжела, перебегающая дорогу, несущийся на желтый свет грузовик… Страшная тоска вдруг сжала сердце, и Евгения Соломоновна заплакала. Чья-то холодная рука погладила ее по колену. Евгения Соломоновна открыла глаза и увидела пожилого мужчину, сидящего в соседнем кресле. Старик достал из кармана носовой платок и протянул его Евгении Соломоновне:

– Как я вас понимаю. Настоящее искусство стоит настоящих слез!

   Евгения Соломоновна взяла платок и вытерла слезы. Старик повернул голову к сцене и стал вдохновенно смотреть на закрытый занавес.

– Все ясно, – подумала Евгения Соломоновна, – я сошла с ума. Надо взять себя в руки, как-нибудь добраться домой и все рассказать Игорю. Видно, у меня шок, и оттого у меня частичная потеря памяти. Слава Богу, что я полностью отдаю себе отчет в происходящем. А может, мне только кажется, что я отдаю себе отчет? Непонятно, как я оказалась в этом зале, да и люди здесь ведут себя очень странно…

   И почему так долго не открывают занавес?

   Ее охватила паника, но Евгения Соломоновна мысленно приказала себе: «Спокойно! Нужно дождаться конца этого кошмара и выйти на улицу».

   Она немного успокоилась и так же, как и все, стала смотреть на сцену. Ей казалось, что время сделалось тягучим, как расплавленная смола, и каждая секунда растянулась в долгие часы.

   Новый знакомый наклонился к ней и шепнул:

– Великолепно! Не правда ли? – его лицо выражало полный восторг.

   Евгения Соломоновна кивнула в ответ.

   Зрители как-то разом восхищенно вздохнули, затем вскочили со своих мест и неистово зааплодировали. Старуха, которая так больно ущипнула Евгению Соломоновну, стала истерично выкрикивать:

– Браво! Браво!

   Евгения Соломоновна тоже встала. Она смущенно опустила голову, так как аплодировать не могла – в руках у нее был батон.

   Наконец зрители медленно, единым потоком потянулись к выходу. Евгения Соломоновна оказалась в этом потоке. Сзади, шаркая ногами, шел ее недавний сосед.

– Простите, – сказал он извиняющимся тоном, – у вас мой платочек.

   В руках у Евгении Соломоновны был только помятый батон.

– Ой! – сказала она. – Я его, видно, где-то обронила.

– Ничего, – успокоил ее старик. – Он, наверно, упал там, возле кресел. Мы его отыщем, когда вернемся на второе отделение.

– А что, еще будет второе отделение? – ужаснулась Евгения Соломоновна.

– Конечно! Говорят, будет нечто необычное, феерическое! Да вы ведь сами должны знать!

– Нет. Я об этом ничего не знаю. Я здесь случайно.

– Вижу. Прямо из булочной. Так сказать, с пылу, с жару, со своим батоном! Старик засмеялся и лукаво подмигнул.

   Евгения Соломоновна улыбнулась в ответ:

– Так получилось.

– Ну, ничего страшного. Освоитесь. Я ведь тоже сюда, помнится, прямо из ресторана, с собственного юбилея – с ножом, с вилкой, с костью в горле… Да-с, неловко себя чувствовал, кашлял все время, понимаете ли, а потом – ничего-с, освоился, искусство полюбил-с…

– А раньше что? Не любили?

– Раньше? А мне его нельзя было любить, я ведь, знаете ли, критиком музыкальным был, мне искусство критиковать нужно было, а не любить… Понимаете ли…

– Теперь на пенсии? – спросила Евгения Соломоновна без особого интереса, пытаясь из вежливости поддержать разговор.

   У старика вытянулось лицо.

– М-м-м… что-то вроде этого… хм… да… так вы еще совсем не в курсе… – и он опять лукаво подмигнул.

   «Сумасшедший», – подумала Евгения Соломоновна и отвернулась от старика.

   Толпа зрителей медленно продвигалась к узкому дверному проему.

   «Господи, – думала Евгения Соломоновна, – почему же так медленно? Скорей бы выбраться из этой мышеловки».

– Вы, наверно, замыслили сбежать отсюда? – опять подал голос старик.

– Почему вы так решили? – раздраженно спросила Евгения Соломоновна

– А как же иначе? Все этого хотят, но далеко не у всех это получается.

– А как же любовь к искусству? Что? Не такая уж любовь? Или не такое уж искусство?

– Нет, любовь и искусство – вопросы, по большей части, философские. Здесь вопрос в другом.

– В чем же?

– Это вопрос жизни и смерти.

   Евгения Соломоновна хмыкнула:

– О-о-о! Так глобально!

– Да! Увы, неизбежно приходит время, когда приходится решать глобальные проблемы…

– И что? Получается?

– Что получается?

– Решать глобальные проблемы?

– Пока нет. Но это ведь не от нас зависит.

– А от кого зависит?

   Старик пожал плечами.

– Может, от них, – он показал пальцем вниз, – а может, от них, – и он поднял палец вверх. – Кто их разберет?

   «Совсем сбрендил старик», – подумала Евгения Соломоновна.

   Тем временем она оказалась у выхода. У самой двери была настоящая давка. Люди, пришедшие на встречу с высоким искусством, вели себя откровенно по-хамски.

   Слева и справа Евгению Соломоновну начали толкать и сдавливать, и старичок, утративший всю свою вежливость, с возгласом «йех!» острым старческим плечом впился Евгении Соломоновне в спину, напирая на нее, как на запертую дверь.