Роман с небоскребом

Я покачала головой. В июле я собиралась вывезти Ваньку к бабушке с дедушкой, на солнышко, свежий степной воздух и натуральные фрукты.

То, что не убивает, делает нас сильнее

То субботнее утро выдалось на редкость теплым, сухим и пригожим – идеальным для торговли. Алка укатила в Стамбул. Мы с Сережкой привычно тащили баулы, предвкушая скорое обогащение.

– Зачем столько набрала? – укорял Сережка. – Пожадничала…

– Ничего не тяжело, я сильная, – отмахивалась я, пресекая попытки мужа взвалить на себя обе ноши.

Я в самом деле пожадничала, набрала товара больше обычного. Но аппетит, как известно, приходит во время еды, а деньги лишними не бывают – чем больше зарабатываешь, тем больше хочется. Погода благоприятствовала, и я намеревалась стоять за прилавком до победного.

Однако на подходе к рынку мои радужные надежды рассеялись, как мираж в пустыне.

Рынок был закрыт на санобработку.

– Могли бы и заранее предупредить, – ворчали, разворачиваясь, торговцы. – Приперлись в такую рань…

– Говорят, предупреждали, даже объяву вешали… Сорвали, видать. У кого-то руки чешутся.

Многие, не желая отправляться восвояси несолоно хлебавши, пристраивались с товаром прямо на узких улочках, ведущих к Луже.

– Что теперь, назад это все переть?! – возмущенно вопрошала тетка с огромным баулом, набитым шлепанцами, усаживаясь аккурат под предупредительную табличку о запрете торговли с рук. – Хоть сколько продам, все не так обидно.

– Главное вовремя свернуться, если менты приедут, – со знанием дела подтвердил дедок, разворачивая рядом тюк с мягкими игрушками. – Вставайте, ребята, чего жметесь, скоро места не будет!

Последняя фраза предназначалась нам. Мы с Сережкой мялись в нерешительности.

– Может, завтра приедем? – размышлял вслух Сергей.

– Барахла много, – мрачно заметила я. – Хоть немного продать, чтобы не так обидно было.

– Говорил, не бери столько, – окрысился муж.

– Откуда я знала, что рынок закроют?! – огрызнулась в ответ. – Можешь уезжать, я и одна постою.

Я бросила баул на землю. Сережка встал рядом. Некоторое время мы молчали, искоса взирали друг на друга из-под насупленных бровей. Но вскоре стало не до обид – косяком пошли покупатели. Хорошая погода и отсутствие половины продавцов делали свое дело – товар разлетался, как тополиный пух в июле. Через пару часов наши сумки заметно облегчились, и мы переложили вещи из двух в одну.

– Видишь, – говорила я торжествующе, – а ты хотел уехать. Умную женщину всегда надо слушать.

Сережка хмыкнул, но спорить не стал.

– Постой, мне надо отлучиться по важному делу, – наказала я мужу.

– Валяй, – отозвался он и зевнул.

Туалет типа сортир – облезлый грязно-белый сарайчик – располагался метрах в ста от рынка. По пути я разглядывала шмотки, благостно щурясь на ласковое солнце, и мое воображение рисовало мне медовые картинки отдыха – фруктовый сад, синяя река, теплый белый песок… Непременно куплю билет в комфортный СВ: широкое двухместное купе, мягкие диваны, накрахмаленные полотенца и умывальник… Осколок грязного зеркала отразил мое бледное заострившееся лицо с темными подглазьями, блеклыми губами и унылыми прядями тусклых волос. Кошмар. Программа максимум – выспаться и подзагореть. Программа минимум – сбагрить оставшиеся шмотки как можно скорее, добраться до дома и упасть в кровать… Этой ночью я спала четыре часа. Как, впрочем, и все предыдущие…

Я почувствовала, что здорово проголодалась: в пять утра кусок в горло не лез, сейчас я не отказалась бы от пирожка с вишней и стаканчика горячего чая. Заработанные деньги жгли карман. Пять минут погоды не сделают, а Сережка будет доволен, если я принесу ему перекусить. Я смоталась к метро, купила на лотке пирожки и два стаканчика с чаем и потрусила обратно, стараясь не пролить горячий напиток.

Неладное заподозрила на подходе. Улица, еще пять минут назад пестревшая разношерстным товаром, опустела, лишь крепкие парни в темных рубашках с надписью ОМОН и резиновыми дубинками наперевес прохаживались взад-вперед. Ветер гонял обертки и целлофановые пакеты. Поодаль торговцы сбивались в группки и опасливо перешептывались, пряча за спины похудевшие баулы. У меня захолонуло внутри. Горячий чай расплескался прямо на пальцы.

– Что случилось?! – выпалила я, подбежав к людям с клетчатыми сумками.

Они настороженно замолчали.

– Мой муж здесь торговал… – Мне не хватило воздуха, я запнулась.

– Менты всех замели, – долговязый парень в джинсовой рубахе ткнул тощим длинным с нечищеным ногтем пальцем в сторону, – подогнали автобусы. В пять минут полные набили. Еле успел смотаться… – Он радостно улыбнулся собственной прыти, но, увидев выражение моего лица, поспешно добавил: – Да не боись! Отпустят. Ну, потеряет полдня, штраф возьмут, барахло могут отнять, суки… А бить не будут. Здесь не бьют. Вот раз на Черкизоне…

Я не дослушала про Черкизон. Ноги стали ватными. Отошла в сторону, села прямо на тротуарный бордюр, съела пирожки, выпила остатки чая, бросила стаканчики в кусты. Поднялась, превозмогая холодную дрожь в коленях, побрела к метро. Что еще оставалось?