Длинный телефонный звонок подбросил меня на кровати. С трудом соображая, который час и что происходит, нашарила телефон. В трубке раздался прерывающийся рыданиями голос Зайки.
– Зойка?! Где ты?
– Я дома… В Натании…
Сон как рукой сняло. Вряд ли деликатнейшее из человеческих существ станет звонить посреди ночи в другую страну и тратить немалые деньги, чтобы немного развлечься и поболтать о пустяках с подругой.
– Что случилось?! – вскрикнула я.
– Свадьба отменяется…
– Как? Почему?!
– У него есть другая… Она беременна… Я не хочу жить… – полузадушенным голосом всхлипнула Зайка.
– С ума сошла?! – зашипела я. – Бросай все и приезжай! Пошли к черту свой Израиль!
– Не могу…
– Зоя, он обыкновенный козел! – затараторила я все, что шло в голову, пока не оборвалась связь. – Он еще пожалеет, что был таким идиотом! Твоя любовь впереди, слышишь?! Все, что ни делается, к лучшему. Лучше расстаться сейчас, чем тогда, когда у вас будет трое детей…
– Спасибо тебе… – прошептала Зайка. – Мне так тебя не хватает… Здесь все другие… Всем на всех наплевать…
– Зойка, у тебя есть родители… И я. Мы у тебя есть, понимаешь?
– Угу… Сейчас нас прервут… Пришли мне фотографию, где вы с Ванечкой, все трое, – попросила Зайка.
– Обязательно, – пообещала я.
Я хотела добавить, чтобы она написала мне подробное письмо, выплеснула на бумагу боль, злость и отчаяние. Вдруг станет легче? Мне всегда помогало. Но в трубке раздался прерывистый зуммер, нас разъединили.
Мне хотелось орать и материться. Зайке, моей лучшей подруге, было плохо, так, что хуже не придумаешь, а я не могла даже толком с ней поговорить. Нас разделяли тысячи километров, несколько государственных границ и отсутствие финансов на поездку.
Ванька сонно заворочался в кроватке, что-то пробормотал на своем непонятном языке и сладко зевнул.
Больше вестей от Зайки не было.
Я терялась в догадках, как она, что с ней, отправляла письмо за письмом, письма возвращались обратно с синим штемпелем: адресат выбыл. Тогда я позвонила. Трубку взяла Зайкина мама и грустным голосом объяснила, что Зоя решила пожить одна, уехала в Тель-Авив и даже не оставила телефона. Звонит сама, сообщает, что все хорошо. Обещает вернуться к началу учебного года… А вернется или нет – один Бог ведает. После того как свадьба расстроилась, Зою как подменили. Стала резкой, злой, циничной… От прежней наивной доверчивой девочки не осталась и следа…
Я повесила трубку и некоторое время сидела в легкой прострации. Зайка жива-здорова, просто хочет побыть одна, я это очень даже могла понять. Предательство близкого человека пережить непросто, особенно такой светлой девчонке, как Зайка. Почему это случилось именно с ней? Разве мало других женщин: глупых, сварливых, корыстных, злых, завистливых… Список можно продолжать до бесконечности. Ан нет, судьбе было угодно выбрать самую славную, добрую, слабую, ту, которая больше всех достойна счастья… выбрать, чтобы растоптать душу… Несправедливо.
Класс коррекции
К осени я устроилась на работу – учителем русского и литературы в школу, недалеко от дома. Часов дали немного – половину ставки, да больше и не оказалось. Во времена тотальной безработицы даже скудные учительские заработки прельщали стабильностью. Мне доверили всего один восьмой класс – пять русских, две литературы плюс один факультативный час в неделю, уложенные в три рабочих дня. Уроки были во вторую смену, от которой все норовили откреститься по причине весьма неудобного перерывчика между первой и второй: никому не хотелось терять драгоценное время в ожидании продолжения рабочего дня. Для меня, напротив, вторая смена имела огромное преимущество: я могла безболезненно посещать лекции или просто отсыпаться, благо Ванька унаследовал Серегин флегматичный характер и рос на диво спокойным ребенком. Как истинный маленький мужичок, он любил поесть и поспать, а во время бодрствования подолгу разглядывал яркие гирлянды погремушек над кроваткой, бил по ним ручонками и весело гулил на разные лады. Пожилая педиатр одобрительно заметила, что умение занимать себя самостоятельно в столь раннем возрасте – признак высокого интеллекта.