Даниил встретил нас с помятым заспанным лицом, на ходу приглаживая ладонью всклокоченные вихры. На нем была майка с растянутым вырезом, оголявшая поросшую курчавым волосом грудь, и треники с лампасами из дешевого тянущегося трикотажа а-ля «адидас». Красавцем я бы Даниила не назвала, но, несомненно, он относился к типу мужчин, которые нравятся женщинам и прекрасно о том осведомлены. Выглядел он старше своих тридцати и был похож на изрядно погулявшего кота. Скользнул по мне прицельным взглядом профессионального ловеласа, задержавшись чуть долее на моих ногах, представился, расплылся в улыбке и скрылся за дверью санузла.
Дашка пробежалась по комнате, на ходу подбирая разбросанные носки, рубахи, журналы, кассеты и рассовывая их по ящикам шкафа, оправила покрывало на диване. В центре комнаты стоял большой мольберт с какой-то пестрой абстракцией, вокруг валялись разбросанные тюбики с красками, кисти, карандаши, заляпанные холсты и прочие художественные принадлежности.
– Ну как? – горделиво поинтересовался возникший за спиной Даниил с таким видом, словно явил нам только что написанную Мону Лизу.
– Великолепно, – замерев перед мольбертом, благоговейно прошептала Дашка.
– Очень красиво, – сказала я из вежливости, хотя в упор не видела на холсте ничего особенного, тем более великолепного. Впрочем, меня никто не обучал искусству живописи, и эстетическую слепоту я отнесла на счет собственного невежества.
– Даш, а где твои работы? – поинтересовалась я. – Хочу посмотреть.
Дашка потупилась и сказала, что давно не рисовала, потому что мало свободного времени: учеба, работа, домашние хлопоты…
– Да на чё там смотреть? – пренебрежительно хмыкнул Даниил. – Так, детские рисунки…
И, назвав Дашку мазилкой, похлопал по попе. Дашка багрово покраснела, откинула его руку.
– Да ладно, не обижайся, я ж любя, – хмыкнул Даниил. – Ты нам пожевать чё-нить организуй?
– А ты в магазин ходил? – поинтересовалась Дашка.
– Когда? – зевнул Даниил. – Я работал. А потом что-то голова разболелась, прилег, вздремнул… вы и разбудили. Слушай, сгоняй по-быстрому, а? И пивка мне возьми. А подруга может здесь тебя подождать, мы с ней кофе попьем, об искусстве побеседуем…
Даниил снова поскреб грудь и заулыбался, как Чеширский кот.
Мне все это ужасно не понравилось. Стало обидно за Дашку, превратившуюся в бессловесную служанку самодовольного индюка, за ее рисунки, пусть несовершенные, но такие искренние и чистые…
– Ну, во-первых, Даша только учится, – сказала я, – для того и в Строгановку поступала. У всех художников, даже самых гениальных, были учителя. А во-вторых, видела я работы многих современных художников – ничего особенного. Дашкины работы мне гораздо больше по душе, в них есть искренность. А у тех – сплошная конъюнктура. Набили руку на городских пейзажах да обнаженке – и штампуют сотнями.
– Сейчас вообще нет нормальных художников, – презрительно фыркнул Даниил.
– Кроме вас, разумеется, – не удержавшись, съерничала я.
Маслянистая улыбка сползла с лица Даниила, взгляд из-под широких бровей сделался цепким, недоверчивым. Он пытался понять, говорю я искренне или иронизирую.
– А кроме картин вы чем-то на жизнь зарабатываете? – продолжала я с деланой наивностью.
– Я художник, а не ремесленник, – провозгласил Даниил. – Вам, обывателям, не понять полета творческой мысли.
– Уж куда нам, – насмешливо отозвалась я, едва сдерживая раздражение, – мы все больше сами хлеб насущный добываем, у нас спонсоров нет.
– Вы на что намекаете, что я у Дарьи на шее сижу? – оскорбленно взвился Даниил, засунув большие пальцы за резинку треников с лампасами, всем корпусом подаваясь вперед.
Дашка больно ущипнула меня за бок.
– Мне пора, – сказала я. – Всего хорошего. Творческих успехов вам обоим.
– Как? – растерянно спросила Дашка. – Уже?
– Да. Хочешь, проводи. Тебе, кажется, нужно в магазин?
– Да. – Дашка схватила сумку и выскочила следом.
На лестнице зашипела:
– Зачем ты так разговаривала с Даниилом?
– А как я должна разговаривать с человеком, который унижает мою подругу?
– Он не унижает! – воскликнула Дашка.
– Ну да? «Мазилка, детские рисунки…» Этот лоб дрыхнет целый день, а ты после работы должна по магазинам бегать, покупать ему пиво, жратву, убирать, готовить?! Ты содержишь и обслуживаешь здорового мужика, который тебя в грош не ставит! Какой он на хрен гений – заурядный альфонс! И картины его – примитивная мазня!
– Ты ничего не понимаешь! – запальчиво закричала Дашка, отчаянно размахивая руками. – Ты ничего не понимаешь ни в живописи, ни в отношениях! Однажды он станет богатым и знаменитым! Мы купим большой дом, у нас будет много детей! И всем, кто думал и говорил о нем плохо, станет стыдно!
Ее глаза гневно сверкали из-за стекол, на тонких скулах рдели рваные пятна румянца, каблучки выбивали сердитую дробь на заплеванной лестнице. И я вспомнила непреложную истину: любовь зла, полюбишь и козла… К сожалению, эта поговорка сегодня пришлась к месту.
– Извини, – сказала я примирительно. – Ты уже большая девочка, это твоя жизнь и твой мужчина.
Временно…