Роман… С Ольгой (СИ)

— Не буду! Слушай, раз решил с утра о мудром поболтать. Мы были счастливы недолго. Словно нас тогда напугали или обманом предложили вариант спасения. Как два болвана, что есть сил ухватились за полую соломинку, да поломали жезл счастьеобретения. И вот теперь ты корчишь сволочь только, чтобы досадить мне и не подписывать бумаги о разводе. Это, твою мать, свободная страна! Я человек, Рома. Вероятно, не совсем здоровый…

— Делаешь из меня подлеца, Лёлик?

— Господи…

И так каждое утро. Одно и то же, но с каждым годом, по-моему, всё только хуже.

— Пора подниматься и приводить себя в порядок, — настаиваю на своём, изображая идиота или того, кто на ухо немного туговат или ни хрена не догоняет. — Развода не будет, Оля. Не старайся. Мы не расстанемся, потому что…

— Ты самодур и чёртов приспособленец! Тяжело начинать с нуля, да? Боишься, что в сорок лет никому не будешь нужен. А я считаю, что неплохо было бы каждому из нас пожить в одиночестве, Юрьев. Пусть Марго тебе поможет. Готовить, кстати, ты умеешь: тосты с сыром, например, задолбанные слойки с малиной, жидкая яичница, горелая картошка и, конечно, сопливый суп в пакетах. Мама не оставит любимого сына. Ты устроишься, муж!

Не стану разубеждать. Пусть наслаждается недосягаемым, пока предоставляется возможность.

— Тебе ведь известна моя позиция. Все наши трудности решаемы, а твои проблемы, — хочу добавить с чем, но не осмеливаюсь, намеренно торможу сознание и убираю колкости из лексикона, — преодолеваемы.

— Иди к чёрту!

— Наши, Оля, — зачем-то быстро уточняю. — Наши проблемы… Извини, я оговорился.

— Наши? — оттолкнувшись двумя руками от матраса, она подпрыгивает на кровати и, провернувшись вокруг себя живым веретеном, шлёпается на задницу, призывно раздвигая бёдра, открывает дырку, бликуя влажными складками половых губ. — Это хочешь? Стоишь тут соляным столбом и молча мастурбируешь. Я слышу, — бьёт кулаком в свою грудь, — как ты сопишь, мычишь, скулишь. Бери, Юрьев, и проваливай е. ашить на свою любимую работу.

— Костя настаивает на окончании твоей дистанционки, — закрыв глаза, степенно сообщаю.

У жены великолепное тело и жутко несговорчивый характер. Ольга виртуозно провоцирует, выставляя противоположную сторону в полнейшем неадеквате.

— Нет, — отрицательно мотает головой. — Мы будем…

— Тебе платят не за то, что ты рисуешь и подчищаешь полки с красно-белым. Шеф вернёт твой кабинет и должность.

— Ему, что ли, предложить это тело?

— Хватит!

Оттолкнувшись от мебельного края, вальяжно и чересчур лениво, с повадкой настроившегося на охоту зверя, вслепую, не раскрывая глаз, двигаюсь по направлению к ней.

— Не смей. Юрьев, не смей. Открой глаза…

Мы трахаемся, как кролики, как оголодавшие за похотью животные. Неоднократно получаю по лицу, пока толкаю член в жену. Ольга хрюкает, рычит и даже булькает, впиваясь острыми ногтями в кожу на моих щеках.

— Доволен, сука? — визжит, подхватывая бёдрами очередное проникновение.

Она ругается без остановки. Выплёскивает гадости, которые подсобрала в голове за стандартные семь часов обязательного суточного сна.

— Ненавижу, — отвесив серию пощечин, вгрызается зубами мне в плечо, посасывает рубашечную ткань, мычит и всё же просит. — Ромочка, не останавливайся. Ещё-ё-ё-ё…

Я слышу и продолжаю двигаться, как оплаченный секс-хмырь по вызову. Наша близость, с большей долей вероятности, непонятна среднестатистическому окружению, поэтому за глаза считается, что Юрьев не имеет права брать жену.

А я имею… Имею Ольгу, когда захочу. И столько раз, сколько она готова дать. Но ласка, нежность, игра и игрушки, милые разговоры в качестве обязательной прелюдии для супружеской пары, в которой каждый из партнеров знает о предпочтениях своей «любимой» стороны, с некоторых пор полностью отсутствуют. Нам это, как оказалось, абсолютно не нужно.

— Устал? — я дышу открытым ртом, уткнувшись лбом в её плечо, не снижая скорости проникновения, подхватив под коленями, сильнее раздвигаю болтающиеся, как у грязной куклы, потные и липкие ноги. Вколачиваюсь на всю длину, впечатывая женские ягодицы в тот же комод, на котором несколько минут назад просиживал свой зад, пока разглядывал спящую жену. — Устал? — схватив меня за волосы, отдирает от себя. — Смотри в глаза, Юрьев!

Нет! Никогда!

— Грязная, мерзкая давалка. Твоя влажная подстилка, ментовская шлюха. Тварь, которая всем даёт… Что скажет мамочка, а? Что скажет твоя мама, когда узнает, сколько кобелей таранили мою пиз.у? — выдает сейчас стандартный набор грубых слов и фраз, которые при каждом нашем акте Ольга «любезно» в ухо повторяет.

— Я люблю тебя, — сцепив зубы, еле слышно отвечаю. — Не-важ-но!

— Тогда смотри на меня…

Увы, но не могу!

Зато я точно знаю, что будет после: Ольга содрогнется, поймает мышечный спазм, всосёт нутром мой член, сдавит стенками влагалища, пропустит всё через себя, заставит внутрь излиться — я по-другому не могу, а когда наконец-то выйду, Лёлька выберет пальцами сперму и вытрет руку тем, что первым упадёт в ладонь…

Сегодня, например, — подол её ночной рубашки и правый боковой карман моих рабочих брюк.