Роман… С Ольгой

— Стаканчик, но со льдом. Больше ничего.

— Водку или…

— Коньяк, братан, исключительно коньяк. Статус, возраст и избалованность размениваться на нечто недостойное уже не позволяют. Звёздочки считать не собираюсь, но цвет, букет и густоту, конечно, оценю. Ты уж постарайся, крутой начальник безопасности у Кости Красова.

— Я на машине, но прогиб зачту.

— Предлагаешь в одиночестве надраться? Какой ещё прогиб, Юрьев? Не мели ерунду. Ты многого достиг, а я оформил протокол и законспектировал.

— Учту. Пить не буду, но ментально поддержу. Андрюха, извини, на вечер есть небольшие планы.

— Когда имеются планы, тогда не приглашают друзей.

Еще раз, что ли, извиниться?

— Лимончик, сахарок, оливки? — подмигиваю другу. — Не заводись, гражданин начальник. По шашлыку?

— Обойдусь. Но ты отменная скотина. Заедать — не почувствовать приятное тепло. Я не понял, — он озирается по сторонам, — ты один? А где жена? Ты ей сказал, что я воспитанный, культурный, как правило, не злюсь, не гажу, где столуюсь, не кусаюсь, а также наизусть не помню все её правонарушения? Кстати, — он хлопает ладонью по столу, опуская пластиковую карточку на скатерть, — как ты просил. Пересдавать не надо, а отметки об изъятии прав в компьютерах дорожных цезарей не наблюдается. Она спокойный и уверенный водитель, который некоторое время автотранспортом не управлял. Причина…

— Не было у Лёльки настроения, — заканчиваю за него.

— Замечательное предложение, но овации, наверное, отложим на потом. Красит где-то губки? Поправляет волосы?

Она, как и Ростов, опаздывает. Впрочем, как всегда, но в последний месяц — слишком часто, нагло и, как правило, конкретно.

— А твоя? — не ответив на его вопрос, обращаюсь к другу, переводя ленивый взгляд на парня, подошедшего с подскоками к столу. — Сто пятьдесят коньяка и…

— И маленькую чашку кофе, — влезает «дяденька» Ростов с дебильной просьбой. — Сейчас подойдёт. Расстались в холле. Обязательное посещение дамской комнаты, сам понимаешь, никто не отменял. Девчонки любят метить территорию, куда бы ни попали. Итак…

Зачем я их позвал? Есть небольшое дело. А если откровенно, то пригласил я на короткое свидание Андрея, который настоял на обязательном двойном и, безусловно, с жёнами.

— Давай оговорим тот вопрос, чтобы при девчонках не отвлекаться на неприятное, — расстегнув пуговицы пиджака, барином откидывается на мягкую спинку кресла. — Посещение разрешено только ей, тебе, пардон, — нельзя.

Что за херня и неповоротливость системы?

— Почему?

— Смеёшься? — уголок его губы ползёт наверх. — Скажи «спасибо»…

— И поклониться до земли? — вскипаю моментально.

Не отпустило, видимо.

— Понизим градус нашего общения, старик, — Ростов спокойно подается на меня, перегибаясь через незаставленный огромный стол. — Ромка, тише. Чем ты недоволен?

— А ты как думаешь? По-твоему, я должен радоваться, — таинственно шепчу и бегаю глазами по его лицу. — Никому не нужна эта барская щедрость. Пойми ты. Я убил её е. аря, а она внезапно строчит жалостливые письма его несчастной жертве. Хоть ты убей, но не могу догнать, с какой такой достойной целью я занимаюсь этим?

Похоже, всем начхать. В конце концов, кого интересует мое мнение?

— Отвернуть? Отбой? — Ростов зажмуривается. — Одно твое слово и моментально всё свернем.

Ни в коем случае.

— Всё. Стоп. Извини. Крутит не по-детски. Продолжай, старик. Я слушаю.

— Эти действия подпадают под определения «громкий вызов», «попытка самоутвердиться за счёт кого-то», «нажиться на чьём-то горе» и балансируют на грани добра и зла, а значит, нарушают общепринятые нормы поведения. Жертвы не ходят на свидания к мучителям, чтобы после разговора по душам принять окончательное решение о том, достоин ли кандидат судебного помилования. Вероятно, где-то подобное прокатывает, но только не у нас. Пойми меня правильно, пожалуйста. Я навещал её дважды, но пять лет назад и то…

— По зову сердца, видимо? — язвлю, подначивая дружбана.

— А ты злой, Ромка, — со свистом цедит через зубы. — Я не просил о разборе поведения и не спрашивал твоего мнения. У меня были отношения со Стефой. И что?

— Ты передавал её письма.

— А ты брал, — в душе вскипает, а на людях держит марку, не пропуская мой удар.

— Виноват, — киваю утвердительно.

— Наверное, оба виноваты, — обхватив ладонью мою шею, подтягивает ближе. — Юрьев, без обид, но на хрена такой визит?

— Я не настаиваю, — пытаюсь сбросить его руку, вращаю головой, как вертолетной лопастью, и всё-таки освобождаюсь, сняв его захват, затем сдаюсь и поднимаю руки, поворачивая к другу мягкие и жаркие ладони. Будоражит, лихорадит и трясёт, как недоразвитого гада в крепко сплетенном мешке. — Не знаю. Андрюха, я не знаю, — шепчу, почти не раздвигая губ.

— Можем прекратить, — он отклоняется и запускает руку во внутренний карман пиджака. — Здесь можно курить?

— Да, — киваю на пепельницу, стоящую под нашими носами. — Переморгаем. Сдавать назад не будем. Хочу покончить с этим раз и навсегда.