Кошки каким-то образом выжили, похоже, что все это время они понемногу щипали свою хозяйку. Нельзя сказать, чтобы все это было приятно слушать, честно говоря, это вызвало даже некоторую слабость в членах, так что пришлось схватиться за поручень, если не от глубокого потрясения, то, по крайней мере, от чувства искреннего сопереживания. Откуда-то, словно сквозь толщу ватного одеяла, в сознание по-прежнему проникало настойчивое бормотание этого мужика по имени Яри, который говорил что-то про растения и заботу, но сил, чтобы слушать и понимать, уже не было. Несмотря на это, основная мысль оставалась абсолютно ясной: кто-то умер, кого-то больше нет, и хотя в голове мелькнула мысль, что они с Габриэлой не были особенно близкими друзьями, однако стоит признать, что даже просто знакомые люди умирают вокруг нас далеко не каждый день. Было во всем этом и еще одно потрясение, которое в общей сложности сводилось к тому, что общее состояние нестояния и последовавшаая за ним речевая импотенция вызвали чувства не менее отвратительные, чем сообщение о смерти. И только когда чувство нахлынувшей социальной нестабильности постепенно прошло, а вместе с ним сгладилась и боль утраты, когда вновь вернулась способность реально оценивать окружающий мир, только тогда стало вдруг со всей очевидностью ясно, что все Яри, Ари и Кари куда-то исчезли.
— Ну вот и повеселились, — сказал кто-то там, в комнате.
Маршал стал спускаться вниз по лестнице. На каждой второй ступеньке приходилось останавливаться: после посещения верхней площадки в голове образовалось какое-то трагическое напряжение, и казалось, что только игра, только наивная выдумка, позволит выстоять посреди этой вселенской несостоятельности и неспособности. И снова пришлось остановиться, и торжественно потрясти совершенно пустой головой, а потом, оправившись от этого движения, опять задуматься, какого лешего он застрял на этих оперных подмостках, и казалось, что если этот театральный спуск по лестнице продлится еще хотя бы минуту, то он вытянет вперед руку и благим матом затянет арию. Поэтому пришлось ускорить шаг и поскорее покинуть эти проклятые ступени.
Хеннинен и Жира сидели все в том же положении, словно время над ними было не властно.
— Ну? — просил Хеннинен.
И Жира тут же добавил:
— Ну?
— Ну, в общем, она померла, — сказал Маршал, сел за стол напротив Жиры и попытался зажечь сигарету. Это заняло некоторое время, чем привлекло к себе особое внимание.
— Ого, — сказал Жира.
— Ого, — сказал Хеннинен.
— Мать твою за ногу на хрен, скажу я вам.
— Так что случилось-то? — спросил Хеннинен.
— Да, бля, померла она.
— Это-то понятно, но как?
— Грохнулась где-то там у себя в квартире. А потом, бля, еще три недели там провалялась, кошки ее там, на хрен, жрали с голодухи.
— Вот дерьмо, — сказал Жира.
— Теперь понятно, почему на лестнице тухлой рыбой воняло, — сказал Хеннинен. — То есть я это с полным уважением.
— Не знаю, бля, но как-то это не укладывается у меня в голове, я ее и не знал-то толком, но все равно, ёпть, пот прошибает.
— Да уж, невесело, — сказал Жира. — Я только хотел сказать… я не знаю, что я хотел сказать.
— Там вообще ужас что творится. Приехали ее сестра и дочь, ну та баба, что была на лестнице, а потом еще дочь дочери, или как ее там, на хрен, не помню. Я совсем там растерялся, и то сказать, попал в такую квартиру, где, на хрен, покойник, и пошел нести какую-то чушь, а потом, на хрен, вылетел оттуда, как пробка.
— Вполне естественно, — сказал Хеннинен голосом шамана-ясновидца.
— Господи Иисусе, как же все это ужасно. Понимаете, дело даже не в Габриэле, и так было видно, что она одной ногой в могиле, это вообще ужасно, на более высоком уровне, вся эта смерть, бля. Хотя даже смерть сама по себе дело нехитрое, закусил и все тут, но находиться в одной комнате с этими людьми, с родственниками покойника, это просто невыносимо, это напрягает больше всего.
— А как же плантация? — спросил Жира и попытался поймать в кулак заблудившуюся на столе муху. Она почувствовала угрозу и взмыла до самой люстры, отчаянно жужжа и возмущаясь. Это внезапное движение Жиры как-то вдруг заставило кровь снова прилить в испуге к голове, хотя все утро она только этим и занималась.
— Наверное, увезли куда-то, этот мужик что-то там говорил, но я был в таком ауте, что уже ничего не слышал. И не видел их нигде.
— Будет родственничкам занятие, — усмехнулся Хеннинен.
— Ага, там была ее сестра, но она, похоже, вообще не в себе, твердила все время «здрасьте» да «здрасьте», и ни слова больше. Я, конечно, тоже ни на какие красноречия не был способен. Но только вот ведь какой вопрос, у меня же по-прежнему здесь лежат ключи от ее квартиры, а я теперь даже не уверен, смогу ли я их туда отнести, а вдруг они начнут спрашивать и все такое.
— Думаю, сейчас у них там забот хватает. Думать им больше не о чем, кроме как о твоих преступных намерениях, — сказал Жира.