Роман с Полиной

Врачиха была молодой, красивой и очень холеной женщиной. Вы, уважаемые братки, таких только в кино видали, зуб даю. Кто будет рвать?.. Н у, нет так нет… С ее круглого полного лица, похожего на прекрасный осенний месяц, не сходило выражение радостного ожидания. Каждый волосок в широких темных бровях, каждая изогнутая ресничка, каждый виток в чудесных густых волосах и каждый брюллик в сережках пел гимн любви, неге и ласке, которыми эта дивная женщина была окружена с молодых юных лет. Вначале ее любили папа и мама, тети и дяди, бабушки-дедушки. Потом эстафету принял кто-то другой и не подвел их. Нет, совсем не подвел. Все наоборот тому, что было с каждым из вас, уважаемые братки, а также у меня и Полины.

— Боже мой, какой красавец… — пропела она чистым и нежным голосом, который был под стать ее роскошным каштановым волосам и от которого все во мне поднялось, как у какого-нибудь крутого слона или какого иного рогатого зубра. Вы видели в передаче «Из мира животных», как слон пытается отодрать носорога? Вот таким же безумным слоном сделался я от ее редкого голоса.

— Что вы хотите, господин Красавец? — пропела она своим дивным голосом.

— Линзы от близорукости и… по цвету, — сказал я и снял очки, чтобы она рассмотрела, какой я на самом деле красавец.

— Да вижу я. Вижу, — пропела она. — Я увидела сразу. Господи Боже мой, ну зачем вы хотите быть такими, как все?

Я пожал плечами. Есть вопросы, на которые я не знаю, как отвечать.

— Хочу, — сказал я. — И точка.

— Вот дитяточка, — рассмеялась она звонким и чистым, как лесной ручеек, смехом, — «хочу», да и все тут тебе. Н у, садитесь, господин «Хочу», — она показала на стул рядом с собой. — Клиент — хозяин, его слово для нас закон.

Она села ко мне поближе и стала мерить мое лицо каким-то прибором. У нее было полно этих разных приборов, а еще было свежее, наверное, от какой-то жвачки, дыхание. Я опустил свои цветные глаза и увидел ее белые, как две луны, колени между моих ног. У меня закружилось в голове, потемнело в глазах, я, не понимая, зачем это делаю, и зная наперед, что за все всегда придется ответить, крепко сжал эти полные луны ногами.

Ее прекрасные брови поднялись удивленными домиками, как руки у одного всем нам известного пахана, когда он нас куда-то тогда агитировал, чтобы там запихнуть в какой-нибудь темный угол и снять носки и кальсоны, штаны-то с нас он уже давно снял. А в глазах появилось странное сонное выражение, от которого я с тех пор просто дурею.

— Зачем же вы так? — прошептала она, испуганно расширяя их и мерцая вдали влажным и нежным своим нутром.

— Не знаю, — просипел я, как последний дебил.

— Ну, не здесь же, — прошептала она.

— Почему? — спросил я и вяло пожал плечами. Они у меня, уважаемые братаны, тряслись от нервного перенапряжения. — В другое место я не дойду, я умру дорогой…

— Боже мой, надо же как… Надежда Павловна, не сходите за кефиром? — пропела она ласковым голосом, которому никто и ни в чем не смог бы никогда отказать.

— Тогда я прямо сейчас и пойду, а то они закроют вот-вот на обед, — озабоченно сказала старая санитарка.

Моя красавица дала деньги старенькой на кефир. Старуха поковыляла из кабинета изогнутыми больными ногами. Она закрыла за нею дверь на ключ, подошла ко мне, распахнула полы белоснежного накрахмаленного халата, под которым была только шелковая сорочка, села мне на колени, обняла холеными замечательно пахнущими руками и спросила:

— Зачем ты так скверно ведешь себя, милый мальчик?.. Только, пожалуйста, будь очень нежным…

Н у, я, конечно, был нежным… Нет, пацаны, я не помню подробности, когда вы видите сон, разве помните вы подробности?.. Вы помните, что видели сон, и пытаетесь угадать, зачем Всевышний показал вам его…

И я помню, что видел чудный сон, и до сих пор хочу угадать, зачем Господь показал его мне… Но сам сон не помню. Я помню, что за какие-то полчаса я завершил все раз десять, не меньше, и с каждым разом совсем не слабел, но хотел все больше и больше… Еще помню, что между нашими телами, там, где мы неразывно касались друг друга, образовалась белая подушка из пены, и она стекала вниз по ее нежным ногам… Помню про эту старую мымру на больных костылях, но вам это будет неинтересно… Н у, если интересно, тогда я скажу. Эта кикимора догнала меня в коридоре и нашептала:

— Милок… Не трогай ты ее, дурачина. Тебя могут убить за Диану Иосифовну. «Кто-кто…» Дед Пихто. Ты знаешь, какие у нее друзья?.. Почаще смотри телевизор, может, сообразишь.

Но разве кто-то из нас слушает разумные советы?.. А если бы слушали, мы бы с нашими мозгами не здесь загорали. Моя же матрона, а она была вылитая матрона из Древнего Рима, именно таких я видел на фресках, когда в своем универе занимался историей древнего мира, подарила мне напоследок свою визитку, где очень красивыми буквами было написано, вот это я помню, потому что часто потом смотрел на нее — «С…ских Диана Иосифовна. Врач офтальмолог высшей категории. Кандидат медицинских наук».

— А ты не хочешь дать мне свой телефон? — спросила она потом…