Роман с президентом

Моя первая реакция на аналитическую записку Института Европы была именно такой. Вместе с тем что-то в этой записке заставило меня еще и еще раз перечитывать ее. В сущности, это был один из первых документов, в котором четко говорилось о том, что демократия демократией, а у России были, есть и будут «неисчезающие стратегические национальные интересы». «Ибо в конечном счете даже для наших новых партнеров мы представляем существенную ценность лишь при сохранении специфики нашего взгляда на мир и вклада в мировую политику». После долгих сомнений, хотя это и не входило в мою компетенцию, я сделал аннотацию этого аналитического документа и передал ее Борису Николаевичу. Он был очень удивлен. Оказалось, что ему об этом важном аналитическом документе не доложили.

Демократы часто упрекали Ельцина в неумении противостоять натиску реакции. Я вспоминаю бурные заседания Президентского совета той поры, на которых постоянно звучали призывы «прихлопнуть» Верховный Совет и крепнущую коммунистическую оппозицию. Нельзя было не заметить, как переживал и мучился Борис Николаевич, слушая такие упреки. Он сам был детищем радикальной демократии, и эти призывы внутренне импонировали ему. На какое-то время он загорался, выслушав очередной призыв «раздавить гадину». Особенно эффектно они звучали в «исполнении» Марка Захарова или Святослава Федорова, поскольку и тот и другой делали это на высшей эмоциональной ноте и не без артистизма.

Но я представляю, как мучился Борис Николаевич, когда после таких всплесков он оставался ночью один. Кому верить? На кого опереться? За его спиной не было ни собственной партии, ни движения. Период уличной, «праздничной демократии» с антикоммунистическими лозунгами, с безоглядной поддержкой Ельцина, с иллюзиями быстрой победы и быстрого экономического чуда — завершался. Начинались серые будни строительства гражданского мира. Нужно было искать новые точки опоры. Нужны были новые лозунги.

Видимо, не до конца улавливая масштаб негативных настроений, Ельцин все еще обращается к населению с призывом потерпеть. Ему и в самом деле казалось, что «еще немного, еще чуть-чуть» и желанная стабилизация, «а затем и медленный подъем» покажутся из-за горизонта.

В этом ключе было выдержано и обращение президента к народу по случаю годовщины августовского путча.

На следующий день после трансляции обращения я обзвонил нескольких знакомых журналистов: «Ну, как? Какое впечатление?» В оценках слышались нотки разочарования. Но никто не мог ясно сказать, что же конкретно не получилось. Меня это очень обеспокоило. И я обратился в фонд «Общественное мнение» с просьбой провести анализ откликов населения на последнее выступление Ельцина.

Исследование проводилось в семнадцати городах России и выявило весьма неутешительную картину. У большинства из тех, кто слышал президента, его выступление вызвало разочарование. Наибольшее раздражение вызывали напоминания о терпеливости русского народа, призывы еще немного потерпеть. На основе выводов фонда я подготовил для Бориса Николаевича короткое резюме. Насколько мне известно, больше президент народ к терпению не призывал.

Расстановка политических сил осенью 1992 года была такова, что ни одна из противоборствующих сторон — ни президент со своей командой, ни Верховный Совет, возглавляемый Русланом Хасбулатовым, не имели в обществе реальной опоры. Российская глубинка все дальше уходила от политики. Регионы жили своей нелегкой жизнью, постепенно приноравливаясь к новым условиям рынка. Но вся политика по-прежнему делалась в Москве. Огромную роль по-прежнему играла московская пресса, несмотря на резкое падение тиражей.

Социологические опросы того времени свидетельствовали, что пресса в целом и журналисты в частности пользовались, в отличие от органов власти, депутатов и политиков, наибольшим доверием у населения.

За обладание этим мощным рычагом влияния и развернулась настоящая битва между исполнительной и законодательной властями.

Формальным поводом для открытия «боевых» действий послужил острый конфликт между газетой «Известия» и Верховным Советом, точнее его спикером Р. Хасбулатовым. Газета несколько раз публично уличила его во лжи. В Верховном Совете началась шумная кампания за ревизию демократического Закона о печати. Фактически речь шла о попытке введения цензуры в виде «наблюдательного совета».

Нужно было думать о защите.