Читаем Роман с разведкой. Интернет-расследование полностью

— Думаю, поэтому они и страховались. Мало ли что могло произойти за двадцать пять лет с этими людьми. Тем более что на них на всех было клеймо близости к императорской семье. Позвольте и мне, Дмитрий Львович, задать один вопрос: Владимир Кириллович знает, какую дверь открывает этот ключ, этот шифр?

— Мне об этом ничего неизвестно. И это абсолютно честный ответ.

— Дай Бог, чтобы раскрытие этой тайны принесло пользу нашей несчастной Родине и святому делу восстановления монархии. Мы здесь, в России, сделаем для этого всё, что в наших силах. Передайте это великому князю.

Садовской замолчал, глядя куда-то мимо головы собеседника, ему за спину, где уже светлел прямоугольник двери, оставшейся открытой из-за жаркой июньской ночи до самого утра. Сенявину стало не по себе. Он чувствовал почти физически силу духа этого парализованного человека, который, казалось, видел не занимавшееся над Москвой утро, а само будущее. И когда он снова посмотрел на Дмитрия Львовича, в его глазах таяли слезы. Видимо, ничего хорошего в этом будущем он не усмотрел.

<p><strong>Два ордена одного героя</strong></p>

Благополучно перейдя линию фронта со своими спутниками, Сенявин нескольких дней провел в Смоленске, где сотрудники Абвера по минутам реконструировали те дни, что он провел на советской территории. Он с восхищением говорил о Садовском, с воодушевлением — о Демьянове, который казался ему настоящим героем. На неоднократно повторенный вопрос о том, зачем Садовскому понадобилась встреча с представителем Владимира Кирилловича, он вновь и вновь говорил о верности Бориса Александровича монархической идее и союзу с Германией. А контакт с представителем Великого князя был, по его мнению, необходим Садовскому для уверенности в том, что немецкое руководство серьезно относится к сотрудничеству с русскими монархистами. Немцам не оставалось ничего другого, как сделать вид, что они поверили ему. В середине лета 1942 года Сенявин благополучно вернулся в «Кер Аргонид». Теперь Кирилл Владимирович знал весь шифр. Но толка от этого не было никакого. Его осторожная попытка добиться через Жеребкова разрешения на поездку в Швейцарию закончилась тем, что ему вежливо посоветовали дожидаться окончания войны и победы Великой Германии.

Как пишет Судоплатов, к участию в операции «Монастырь» помимо жены Демьянова был привлечен и его тесть. По утверждению Павла Анатольевича, это было исключением из принятых в НКВД правил, где такая семейственность не приветствовалась. Наверное, руководство «органов» видело в ней опасность потерять полный контроль над поступками агентов. Но дело в том, что Борис Александрович Березанцев имел большую квартиру в центре Москвы, в Брюсовом переулке, и её было очень удобно использовать как конспиративную. На квартире он принимал больных, ведя частную практику, которая была ему как большому светилу разрешена в качестве исключения, появление здесь незнакомых людей не вызывало вопросов у соседей. Сюда приходили немецкие агенты, отсюда они отправлялись на квартиру Демьянова на Садово-Самотечной. Тут, уже предупрежденная отцом по телефону о прибывших «гостях», Татьяна Березанцева подносила им чай и водку, разбавленные снотворным, а после того, как они засыпали, их обыскивали, заменяли боевые патроны холостыми, а взрывчатку — её муляжом. Если принималось решение об аресте агентов, то делалось это только после того, как они покидали конспиративную квартиру и еще какое-то время имели возможность перемещаться по Москве. Всего в рамках операции «Монастырь» было, по разным данным, арестовано, уничтожено или перевербовано от двенадцати до нескольких десятков немецких агентов. Осенью 1943 года за участие в этой операции Татьяна и Борис Березанцевы были награждены медалью «За боевые заслуги». Александр Демьянов получил орден «Красной Звезды». Сохранилась его фотография того периода. На ней он запечатлён в военной форме, с погонами капитана и в ходе очередного сеанса радиосвязи с немцами. И если советский орден он получил только в сентябре 1943-го, то еще в декабре 1942-го Демьянов принял радиограмму, направленную ему от имени адмирала Канариса. В ней глава Абвера поздравлял Демьянова с награждением бронзовым Крестом военных заслуг 2-го класса с мечами. Эта награда вручалась за отличие при боевом соприкосновении с противником. За нечто подобное в СССР давали как раз Красную Звезду. Ей же обычно награждали особо отличившихся сотрудников «органов». Ну а что же Садовской?

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже