Роман с разведкой. Интернет-расследование

С внешним миром, с умирающим рейхом их теперь связывало только радио. Так они узнали о падении Берлина, о том, что западный и восточный фронты сомкнулись. Их вожди ещё переговаривались с Дёницем, пытались о чем-то торговаться с американцами, но Скорцени понимал, что для них всё кончено. Он хорошо потрудился для того, чтобы у него было благополучное послевоенное будущее. И еще неизвестно, за кем оно — за этими неудачниками или за ним. Предстояла новая рискованная игра, ставкой в которой была его жизнь и свобода, но разве он не привык к таким играм, разве они не стали его стихией, его способом жить? А пока у него было несколько дней, чтобы подготовиться к новой жизни. 8 мая Германия капитулировала. С небольшой группой офицеров и солдат Отто Скорцени укрылся в горах и стал ждать развязки. Было время подумать.

За его спиной были террор и диверсии, казни немецких солдат и убийства мирных жителей. Я уверен, он не раскаивался. Это он доказал всей своим дальнейшим довольно длинным и благополучным существованием на планете Земля. Об этом он сам неоднократно говорил и писал. Можно не сомневаться, что он думал о другом: почему? Почему мы проиграли? Что предстоит сделать, чтобы не повторить ошибок в будущем? Он считал себя героем и мог назвать множество других немецких героев этой войны, павших и живых. Но они проиграли. Несмотря на все жертвы и подвиги. Он вспоминал своих солдат, чьи планеры разбились при освобождении Муссолини. Защитников Будапешта. Героев Арденн. Полковника Шернхорста, чьи люди прошли многомесячный страшный путь через всю Белоруссию и Литву по большевистским тылам в надежде выйти к своим. Они не сдались, они сражались до конца. Скорцени вспомнил их последнюю радиограмму, когда надежды уже не было: «Мы больше ничего не просим… только говорить с вами… только слышать вас». Он сам хотел полететь к Шернхорсту и лично возглавить операцию по спасению его группы, но фюрер запретил. Фюрер верил в него, знал ему цену. Где-то сейчас Шернхорст и его люди? Пали в бою? Всё ещё сражаются? Томятся в страшном большевистском плену? Чтобы ни было, они — истинные герои и память о них послужит возрождению Великой Германии. По крайней мере, он, Отто Скорцени, легенда СС, сделает все от него зависящее, чтобы эта память жила.

А судилище, которое победители хотят затеять, он заранее презирает. Они хотят судить всех немцев, всех сражавшихся против них? Но в любые времена и при любых режимах долг солдата состоит в том, чтобы выполнять приказы командиров. Герой — кто его выполнил вопреки любым обстоятельствам. Предатель — кто давал присягу и нарушил её, не выполнив приказ. Так было и так будет. Он, Отто Скорцени, выполнял приказы фюрера и его ближайших соратников. И ему не в чем себя упрекнуть.

В эти майские дни и ночи в Альпах так хорошо дышалось и ясно мыслилось.

15 мая 1945 года Отто Скорцени сдался американцам.

Часть первая. Персонажи

Пашка

Пашка понял, что полк разбит. Еще пару часов назад впереди, сквозь сплошной стук винтовочных выстрелов, уверенно пробивались молоточные очереди пулеметов, несколько раз бухнули полковые орудия. Теперь стрельба становилась все реже и ближе, и, что ещё страшнее, справа и слева. Обозные торопливо запрягали, разворачивали телеги с боеприпасами и имуществом, порядка не было, командиры метались и матерились, пытаясь установить строй отступления. Обоз укрыли в балке, и теперь она стала ловушкой: через узкую горловину разом могли вырваться не более двух повозок. А поверху уже неслись те, кому повезло, кто ушел конным и, надеясь на спасение, исступленно и почти весело кричал вниз, обозным: «Бегите! Бросайте все к едрене фене! Казаки окружают!» И исчезали в горячечно дрожащем воздухе полуденной степи. Пехоты, а Мелитопольский рабочий полк именовался стрелковым, было не видно, она не успевала добежать до обоза. По приближающейся и все более редкой стрельбе легко читалась её судьба. На выходе из балки возник затор, повозки смешались, обозные бросились распрягать лошадей, надеясь спастись верхами. За лошадей дрались, трещали выстрелы.

Пашка прибился к полку всего неделю назад, после того, как ещё три дня шёл за ним от Мелитополя. Оголодав, он подкрался к обозной колонне, чтобы попросить хлебца, и был узнан рабочими с батиного завода, а потом, после нескольких затрещин за то, что сбежал из дома, приставлен в помощь к полевой кузнице. Теперь он метался вместе со всеми между телегами и бричками, пока вдруг не понял, что ни одного кузнеца в их кузнечном хозяйстве уже нет. Зато он увидел, как над балкой кружат всадники в чёрном, и встречают бегущих обозников кто пулей, кто саблей. Пашка забился под одну из телег, зарылся лицом в колкую и горькую полынь, живущую на дне балки, закрыл уши руками, только бы не слышать напрасные мольбы о милосердии, прерываемые матом, сухими выстрелами или чавкающими ударами сабель. За себя он почему-то не боялся. И не по малолетству. Просто не мог вообразить собственную смерть ив сё.