Роман строгого режима

Леха выдохся. Иногда он вскакивал, метался по камере, как волк по клетке, — шаг вперед, шаг назад. Потом забылся тревожным сном на жестком матрасе. Очнулся, конвоиры притащили что-то поесть, опять забылся…

Такое ощущение, что про него забыли. Но умом он понимал, что это не так. Прозрел еще глубже — менты по указке готовят почву, чтобы упечь его на долгий срок…

Возможно, день прошел или два. В коридоре послышалось кряхтенье, кто-то волокся с одышкой, и вскоре перед взором предстал грузный и обрюзгший майор Гаркун Егор Тимофеевич — начальник местного РУВД. Он не стал заходить, уставился тяжело и грустно на Алексея. Он курил, сбрасывая пепел на пол. С тюремной шконки поднялся бледный человек с исхудавшим небритым лицом и потухшими глазами. При виде посетителя в них мелькнуло что-то живое.

— Егор Тимофеевич? Господи, неужели все решилось? — Он шагнул к решетке, вцепился в нее обеими руками. И вновь потух его взор, когда он обнаружил, что майор милиции прячет глаза.

— Нет, Алексей, не решилось… — проворчал Егор Тимофеевич. — Тут это самое, такое дело…

— Подождите, что с Лидой?

— Да живая твоя Лида… Но знаешь, Алексей, с такими ранами и ожогами лучше бы ей не жить… — брякнул, не подумав, майор — именно то, о чем подумал. — Прости… Подожди, не вставай на дыбы. Если выживет твоя девчонка, то станет в лучшем случае комнатным растением. Причем не очень красивым. А в худшем… даже не знаю. Сам посуди, ожоги — сорок процентов кожи, включая лицо и почти всю голову. Зрение вернуть не удастся, она практически не говорит, что-то мычит — гортань обожжена полностью. Налицо нарушения в психике — то бьется в припадке, то застывает, словно мертвая. Лежит, как гусеница в коконе, прости уж, что такое говорю… — Егор Тимофеевич оторвал глаза от пола и водрузил их на арестанта, который отступил и, потрясенный, опустился на нары. По небритым щекам арестанта текли слезы.

— Почему я здесь, Егор Тимофеевич? — спросил он тихо. — Ну, бывает, ошиблись, погорячились. Но что мне можно инкриминировать? Сколько я тут сижу — могли бы и разобраться…

— Не всё так просто, Алексей, — крякнул майор. — Прости, конечно, покорно, но в доме, где был пожар, нашли нож с отпечатками твоих пальцев. Экспертиза доказала, что именно этим ножом убили депутата Холодова и его жену. Убили точно этим ножом, не сомневайся, я лично назначал и контролировал экспертизу. Твои отпечатки в базе есть — помнишь, ты залетал по молодости за драку с алтайцами из Калымшана? Это серьезно, Алексей… я имею в виду нож… — Глаза майора напряглись и стали изучать арестанта очень придирчиво. Он сам еще не понял, к чему склоняется.

— Это так серьезно, вы полагаете? — усмехнулся Алексей. — Убить несчастных Виктора Петровича и Галину Игоревну, подняться наверх, ударить Лиду, вытереть рукоятку, сунуть мне в руку нож, сжать пальцы — а очнуться так быстро я не мог, хорошо припечатали… Потом вернуться, бросить нож рядом с телами… Вам не кажется, Егор Тимофеевич, что в этом нет АБСОЛЮТНО ничего сложного? Даже тупой догадается. А потом разлить бензин, бросить спичку и уйти? Сгорю — и хрен со мной, не сгорю — с гарантией сяду.

— Не знаю, Алексей… — раздраженно скривился начальник РУВД. — В этом нет ничего сложного, но как-то надуманно, согласись?

— Какую версию предлагает следствие?

— Пузыкин развивает ненормальную активность, — поморщился Гаркун. — Заместитель мой, ну, ты его знаешь, из Горно-Алтайска навязали. Слишком активный он какой-то… Согласно этой версии, ты, Леха, принял лишнего на грудь в ресторане «Созвездие» — чему имелась масса свидетелей, еще и подрались вы с кем-то, потом ты подцепил девчонку — не будем говорить, какую, все об этом знают. Порезвился с ней до утра, а наутро Лидия Холодова вас и почикала. Решила бросить тебя, тебе это не понравилось, ты заявился вечером к ней домой, пьяный, с ножом, угрожал. Родители попытались тебя приструнить, ты их зарезал в припадке злости, побежал за Лидой на второй этаж, ударил и ее, а потом решил поджечь дом, чтобы замести следы преступления…

— А чего же я валялся там, когда меня по голове треснули?

— А ты валялся? — нахмурился майор. — Прости, Алексей, об этом никому не известно, только твои слова.

— А зачем же я тогда вытаскивал Лиду из огня? — не сдавался Алексей. — Сам обгорел, дыма надышался. Люди видели…

— Протрезвел, понял, что наделал. Ты же не желал смерти своей девушке…

— Егор Тимофеевич, вы сами-то в это верите? Хоть на какой-то мизер, хоть на долю процента — верите? Вы же нормальный человек, Егор Тимофеевич, хоть и носите эти погоны. Неужели верите продавшимся ментам, а собственной интуиции — ни в какую?