Мы открыли калитку и подошли к двери. Вставил ключ в скважину, медленно повернул его. Взял Герцога за ошейник — он напрягся под моей рукой, как тетива. Я отступил в сторону от проема и тогда осторожно открыл дверь. Пес вздрогнул — воздух в прихожей веял чужим. Я громко спросил:
— Что ты делаешь в нашем доме?!
Он молчал.
— Ты вор? Зачем же ты влез? Разве не видел, что мы тут были двадцать минут назад?
Он молчал.
— Ты влез через форточку и запер ее. Она перестала хлопать. Мы знаем, что ты здесь.
Он молчал. Сверхъестественно молчал, добрые люди не умеют так молчать…
Мороз пробежал по спине.
— Так ты ждешь, чтобы убить меня?
Тишина.
— Хочешь убить меня потому, что Герцог кинулся на тебя, когда ты проходил под фонарем? Потому что он взял твой след и повел меня вниз по улице, откуда как раз пришел ты? Ты следил за нами, видел, где мы живем, и куда пошли от калитки. Залез сюда ждать, когда я приду к своему телефону.
Тишина. Он стоял внутри дома, может быть, в двух метрах от меня. Откуда-то я знал, что он не пошевелится, пока я буду говорить. Я говорил дальше.
— Значит, ты думаешь, что я запомнил твое лицо там, под фонарем? Ты думаешь, я видел покойника между четвертым и пятым этажами? Там, где ты его подстерег и застрелил полчаса назад. А выстрела никто не слышал, для этого ты обернул Макарова в одеяло, и труп найдут только утром, когда мусоровоз уже увезет оружие на городскую свалку. Думаешь, я мог видеть все это? Почему ты не убил меня там же, в девятиэтажке? Вероятно, у тебя нет второго ствола. Ты влез в мой дом и просто взял большой нож для мяса, что висит над плитой. Сейчас ты стоишь с ним тут, в прихожей.
Тишина.
— Давай сделаем так. Мы с Герцогом повернемся и спокойно уйдем. Ты не станешь кидаться нам на спину. А когда мы уйдем, зажжешь свет в доме и посмотришь, куда ты попал. Здесь нет ни телевизора, ни компьютера, ни газет, ни журналов. Половина лампочек сгорела давно, и я не меняю их. Нет календарей и часов, кроме большого маятника в гостиной. В глиняной вазе стоят четыре трости, а возле кровати лежит книга — взгляни на нее внимательно. Я читаю азбукой Брайля. Я слеп! Герцог — мой поводырь!
Я перевел дыхание. Он все молчал.
— Я ухожу, — сказал я. — Я не мог видеть тебя, не мог видеть того, кого ты застрелил. Это не мое дело. Чье угодно, но уж точно не мое. Хочу просто уйти, а когда вернусь — чтобы тебя не было. Хорошо?
Тишина. Я попятился от двери, пытаясь увести с собой Герцога.
Тот застыл на месте. Его шерсть стояла ежом, а мышцы были вырезаны из мрамора.
— Дружок, — сказал я, — ну пошли. Прошу тебя. Ну, злой человек, так что? Не нам его судить, приятель.
Чужой уронил отрывистый смешок:
— Тхе!
Герцог метнулся в дом.
Его сердце колотилось так бешено, что я слышал движения друга. За секунду он пересек прихожую и прыгнул. Тут же отлетел, напоровшись на что-то, шлепнулся на пол, отполз. Только тогда очень тихо застонал.
Чужак бросил:
— Шшавка.
Голос был глухой, утробный. Звук выбирался из самого его живота.
Я шагнул в проем и дважды выстрелил в этот звук.
К ЮГУ ОТ СУЭЦА
Пассажирский лайнер — прекрасное место для знакомств. Особенно тот, что направляется в курортную колонию.
Джойс коротал время в салоне — курил кальян, слушал музыку, глядел на причудливые фентезийные галактики, проплывавшие за декоративными окнами. Девушка вошла и остановилась, оценивающе оглядывая публику. Людей немного: несколько пар, несколько подростков, скучающий астронавт, Джойс… Девушка пахла корицей, Джойс поднял взгляд на нее. Она была смугла и стройна, ее платье слеплено из лоскутов шелка и кружева…
Джойс назвался Винсентом, девушка назвалась Сьюзен. Она спросила:
— Ты впервые летишь на Ивлем? — явно желая, чтобы он ответил: нет.
— Нет, — ответил он. — Я уже повидал этот мирок.
— Он ведь действительно красив, правда?
— Ты влюбишься в него.
Она пересказала все, что слышала об Ивлеме: слухи, восторги, рекламные враки. Он сравнил Ивлем с десятком других колоний, где бывал. По всему выходило, что Ивлем лучше.
— Какие планы на отдых? — спросила Сьюзен, ожидая, что планов не будет.
— Не люблю загадывать наперед, — ответил Джойс, — доверяю тому, что пошлет мне судьба.
— Ты давно был там?
— В прошлой жизни.
— Отдыхал?
— Были дела поважнее.
Сьюзен походила на ту, кто любит мартини, и Джойс, не спрашивая, заказал ей мартини. Она поинтересовалась доверительным шепотом:
— А правда, что на Ивлеме опасно? Там бывают террористы, да?
— Давно уже не опасно. Колониальное Ведомство навело там порядок, — ответил Джойс, по разочарованной гримаске Сьюзен понял свою ошибку и тут же исправился: — Но это по-прежнему диковатое местечко. Ивлем лежит к югу от Суэца.
Сьюзен не поняла, он пояснил:
— Говорят: джентльмен на севере от Суэца не отвечает за то, что сделал на юге от Суэца. В том смысле, что в суровом месте позволительны суровые поступки.