Роман в социальных сетях

Олег Держикрач был худым, высоким, и ходил, задрав голову, точно считал звезды. Уши у него оттопыривали, а апоплексический затылок, он прятал под длинным шарфом, так что создавалось впечатление, будто у него болит горло. Фигурой он походил на математический знак интеграла, а огромный нос, дремавший на лице, как извозчик на козлах, врожденная дальнозоркость и толстые очки в черепаховой оправе, которые, делали его глаза по-детски наивными, довершали портрет. Олег Держикрач считал себя непризнанным гением. «Всех оценивают задним числом, — чесал он затылок, вместивший столько фактов из чужих биографий, что в нем не хватило места на свою. — А прижизненную славу достигают через одно место». Снимая запотевшие очки, он протирал их двумя пальцами, и тогда, как у всех яйцеголовых, в его глазах отражалась мировая скорбь. Олег Держикрач был психиатром. «На земле можно родиться либо негодяем, либо страдальцем», — закрывшись в кабинете, вздыхал он тайком от пациентов. На своем веку он перевидал стольких, что мог составить энциклопедию душевных мук. Расхаживая по коридору, Олег Держикрач криво выбрасывал ступни, чинно раскланивался с медсестрами, как старым знакомым кивал проходившим повторный курс хроникам, от которых скрывал, что у психиатрических заболеваний есть начало, но нет конца, он приветливо улыбался «первичным», робко жавшимся к стене, и чувствовал себя богом. «Я брожу по темным аллеям их подсознания, — когда-то рассказывал он жене, крутя сигарету в желтых, суставчатых пальцах. — Я заглядываю в его неведомые уголки, чтобы открыть глаза на себя». Жена тогда была молода, слушала, затаив дыхание, а потом поняла, что муж видит насквозь всех, кроме себя. И с годами незаметно для него стала его домашним психоаналитиком.

«Все эти увядающие дамочки среднего возраста, — возвращался он с частного вызова. — Их мания чистоты, их змеиная улыбка: «Вот, пожалуйста, тапочки». И действительно, гости только грязи нанесут! — Пока жена вешала его пальто, он, согнувшись на табурете, расшнуровывал ботинки. — Их проблемы яйца выеденного не стоят, но у них в голове тревожный очажок, который требует постоянных страхов. Как огонь поленьев, как пустой желудок. Ах, сын женится, а она приезжая! Ах, муж задержался на работе, а у него молодая секретарша! Нет, не тот нынче пошел сумасшедший, стыдно даже деньги брать. — Он переводил дыхание. — Раньше от чего с ума сходили? Несчастная любовь, богоискательство, от того, что решить не могли: «Тварь я дрожащая или право имею?» А теперь? Невыплаченный кредит, диета, чтобы выглядеть как в телевизоре, все помешались на квартирном ремонте. Тьфу! Где благородство? Мещанство сверлит дыры даже в безумии! — Олег Держикрач распрямлялся с красным лицом. — Чертовы ботинки! Сними, пожалуйста. — Жена послушно наклонялась, зубами развязывая морские узлы. — А в отсутствие раздражителей, мозг их выдумывает. Конечно, это лучше, чем быть заживо съеденным экзистенциальной фрустрацией. Но этого же не скажешь, вот и советую, как отвадить невестку, секретаршу… Прямо деревенская ворожея!» Олег Держикрач раскатисто смеялся.

Психиатром он был потомственным.

«На свете все сумасшедшие, — часто повторял его отец, собираясь к себе в больницу. — Только одни знают об этом, а другие нет. — Он завязывал вокруг шеи шарф, такой же длинный, как носил теперь Олег Держикрач, и добавлял: — Я знаю». Больница, где отец был главврачом, утопала летом в цветах, за которыми ухаживало женское отделение, целыми днями возившееся на клумбах, пока мужское за дощатым столом стучало слепыми костяшками домино. «Трудотерапия», — показывал на пациенток отец, и с тех пор Олег Держикрач каждый раз смеялся, вспоминая это, когда глядел на пчел. Он видел все сквозь призму своей профессии, ему казалось, что все, даже насекомые, занимаются чем-то, чтобы решить свои психологические проблемы, что их поведение также продиктовано внутренним конфликтом, и что сама жизнь вертится вокруг патологии, поразившей мировой разум. При этом в медицине Олег Держикрач давно разочаровался, считая, что норма — это холодный, равнодушный космос, а жизнь сама по себе безумие, излечить от которого невозможно, не убив ее носителя. Мать у Олега Держикрач работала у отца ассистенткой, так что при поступлении в университет у него не было выбора. Учился он блестяще, после окончания был оставлен на кафедре, где быстро защитил диссертацию. «Пишите докторскую, — поздравил его научный руководитель, старик с ясными глазами и ямочкой на подбородке. — Скоро вы нас всех за пояс заткнете». Но к чистой науке у Олега Держикрача не лежала душа.

— Не мое это, — советовался он с отцом. — Цифры, теории, а жизни нет.

— Без практики нет психиатра, — соглашался тот. — Все методы не стоят опыта, все диссертации — одного больного, которому облегчил жизнь.