– Все указывало на то, что дальнейшее ожидание приведет нас в состояние полного умственного расстройства. Предусмотреть, что при этом произойдет, было невозможно. Муж выдвинул ужасное предположение, что наши наниматели обманули преследователей, давным-давно смылись через границу, поставив нас кормой к ветру, и вообще они не объявятся, а мы останемся прикованными друг к другу до конца жизни. Я лично считала, что они приготовят нам западню, из которой выберутся только наши трупы, причем не в лучшем состоянии. Было очевидно, что если нам придется ждать до завтра, мы впадем в состояние неизлечимого психоза.
Мрачные прогнозы в половине пятого пополудни прервал пан Паляновский. Телефон оторвал меня от приготовления яичницы, в конце концов, несмотря на нервы, поесть было надо.
– Сокровище мое, я уже здесь, – оживленно произнес он. – Немедленно приходи ко мне, и не слушай протестов этого негодяя. Я по тебе соскучился.
Я прикрыла рукой трубку и проникновенным шепотом предложила негодяю снять с огня сковородку. Радость вернула аппетит.
– Хорошо, – послушно ответила я телефону. – Уже еду. Через пол часа буду.
– На машине, конечно же?
– На машине.
– Оденься... А то холодно!
Было как раз тепло. Несомненно, это должно было означать, что я должна выбрать костюм, бросающийся в глаза. Пан Паляновский будто бы ничего не подозревал.
Яичницу я съела еще спокойно, после чего представила, что надо сделать до вечера, и спокойствие как рукой сняло.
В сумасшедшей спешке я позвонила капитану, потом в мастерскую, в которой уже три дня стояла готовая машина. Я получила согласие забрать ее в восемь часов, хотя мастерская работала до пяти. Потом я оделась, абсолютно беспорядочно, но очень ярко, попрощалась с перепуганным до бессознательности мужем и отправилась к страдающему любовнику.
У дверей пана Паляновского я собрала остатки душевных сил.
За порогом на меня никто не набросился, не связал, не скрутил, не было и гориллы с пистолетом в руках, от чего, однако, лучше мне не стало. Шляпка моей тетки лежала на столе. Басенька сидела на диване в халате ухажера. На мгновение у меня возникла мысль, что так она просидела все три недели.
Из пана Паляновского вырывались гейзеры благодарности, среди которых не удалось заметить никаких подозрений.
– Понимаете, мне пришлось обращаться к вам, как к Басеньке, – пламенно оправдывался он. – Этот преступный тип способен организовать подслушивание. Прошу у вас прощения за эту вынужденную фамильярность... О моих чувствах к Басеньке он прекрасно знает и насмехается над ними. Вы уверенны, что все в порядке? Что было с сантехниками? Вы должны подробно все рассказать!
Я приняла чашечку кофе, решив в крайнем случае вылить его за пазуху, чем выпить хоть каплю, и приступила к освещению событий. Было понятно, что их интересовало. Пан Паляновский хотел лично оценить ситуацию и понять, есть ли у него поводы для беспокойства. С мстительным удовлетворением я черпала успокаивающие известия из богатых закромов моего воображения. Потоки воды, проливающиеся на кухне Мачеяков, и полнейшую недоразвитость сантехников, вызванных из какой-то мастерской, название которой, естественно, вылетело из памяти, я представила исключительно образно и убедительно. Вор тоже прошел как по маслу. Пакет для шефа вызвал у меня некоторые трудности, потому что любовник с неутомимым упорством допытывался у меня о реакции мужа и степени моего с ним взаимопонимания. Через пол часа я начала чувствовать себя психически истощенной, покинуть эту пещеру разбойников, стало для меня основной целью в жизни.
– Муж ваш – полный кретин, – недовольно сказала я Басеньке, которая пожатием плеч выразила согласие с моим мнением. – Оказывается он этого шефа вообще не знал, и, неизвестно зачем, от меня это скрывал. Он назло мне постоянно предлагал отвезти пакет самой. Я конечно протестовала...
– И совершенно правильно, совершенно правильно, – поспешно заверил меня пан Паляновский. – Здесь произошло некоторое недоразумение, он пана Шефа действительно не знал, это было не его дело, а Басеньки. Басенька должна была сообщить о прибытии посылки, но в силу обстоятельств не смогла этого сделать. Мы этого попросту не предвидели, тем более, что пана Шефа не было в Варшаве... А он таким образом хотел узнать о ее делах и знакомствах, притворяясь, что о них знает...
Мне было очень интересно, как пан Паляновский объяснит глупое упущение с пакетом и я смотрела на него, как собака на кость, когда он путался в зарослях лжи. Чем больше я смотрела, тем больше он путался, пока мне не пришло в голову, что как человек простодушный, легковерный и ничего в деле непонимающий, я вообще не должна этим заниматься. Это вообще не должно меня касаться. Я добровольно сменила тему, доставив ему явное облегчение, и разъяснила вопрос о товарище по прогулкам.
– Можете ему кланяться, но даже не обязательно любезно, – вежливо проинструктировала я Басеньку. – Это чужой человек, пару раз я говорила с ним о чем попало. О погоде и о хулиганах. Он к вам цепляться не станет.