Читаем Роман-воспоминание полностью

На приеме в посольстве выглядел человеком, сознающим свою популярность; подчеркивая ее, держался как «герой дня»… Стоял там, где и следовало стоять, отдельно, на видном месте, у самого прохода. Все шли мимо него, не могли не заметить – высокого, красивого, знакомого по телевизионным передачам. Бойкий молодой человек, стоявший рядом, хорошо ориентировался в потоке людей, знал, кто есть кто и кого нужно представлять Ельцину, тот улыбался, пожимал руки. И меня представили: «Рыбаков, который „Дети Арбата“… Писатель…»

Ельцин растянул губы в улыбке: «Читал, читал, как же… Там этот парень с Арбата… Читал, помню…» Я поздравил его с блестящей победой на выборах.

Он опять растянул губы: «Народ решил, избиратель…» В этот момент к нему кого-то подвели, и я пошел дальше.

От той мимолетной встречи впечатление осталось смутное… Партработник, но без лигачевского партийного благообразия. Нестандартный… Капризный рот, по-мужицки подозрительный взгляд, дежурная приветливая улыбка. Не подумал в ту минуту, что он станет Президентом России.

<p>39 </p>

Когда я писал «Страх», секретные архивы еще не были открыты. Я пользовался теми же источниками, что и при работе над «Детьми Арбата»: официальной литературой и рассказами участников событий тех лет.

Позвонил мне Виктор Николаевич Ильин, бывший многие годы оргсекретарем Московской писательской организации, ее истинным и полновластным хозяином. Ильин приходил на службу ровно в девять, уходил не ранее шести, на обед не отлучался, заваривал в кабинете чай, запивал принесенные из дома бутерброды, исполнительный чиновник с хорошими связями в партийных и советских кругах, в аппарате КГБ, где проработал всю жизнь, дослужившись до генерала. Однако в конце войны или сразу после войны его самого посадили, держали в тюрьме, потом отправили на какое-то строительство за то, что предупредил своего друга о возможном аресте. После XX съезда он вернулся в Москву, и Поликарпов, тогдашний руководитель Союза писателей, взял его на работу во вновь созданную Московскую писательскую организацию.

Ильин позвонил мне, уже будучи на пенсии.

– Зашел бы, посидим, поговорим.

Знает много. Я поехал к нему на Ломоносовский проспект. Ильин провел меня в кабинет, открыл дверцы книжного шкафа:

– Видишь?

Это были книги московских писателей с дарственными надписями: «Дорогому Виктору Николаевичу…»

– Только ни одной твоей нет…

Мы сели.

– Не думай, я не обижаюсь, цену этим подаркам знаю. За глаза-то как меня называли? «Генерал», «кагэбист», так ведь?

– Разве ты им не был?

– Был. Не отрицаю. Всю жизнь прослужил. Честно служил. Как коммунист. Много чего видел, но веры не терял. За это и поплатился. Знаешь мою историю?

– Слыхал.

– И сейчас веры не теряю. Потому так высоко ставлю твой роман, он все во мне перевернул. В органах всякое приходилось читать, сам понимаешь, все было доступно. Но ты ткнул в то самое место, откуда росла эта опухоль. Удастся ее удалить, как думаешь?

– Надеюсь.

– Говорят, продолжение пишешь. Какие годы?

– Те же. Тридцатые…

– Знакомое время. Наше ведомство присутствует?

– Конечно. Процессы Зиновьева, Бухарина… Дело Тухачевского…

– Какими материалами пользуешься?

– Тем, что было опубликовано… Стенограммы судов…

– Мало!

Он поднял на меня глаза, по его взгляду я понял: решение принял.

– Я работал в центральном аппарате, в секретно-политическом отделе, все это проходило через нас. Отвечу на любые твои вопросы. При двух условиях: никаких магнитофонов, и на меня, как на источник информации, сможешь сослаться только после моей смерти, если, конечно, при этом не пострадает моя семья, это на твоей совести.

Мы встречались с Ильиным несколько раз, говорили по многу часов. Он очень мне помог. Знал работников НКВД того времени, их биографии, слабости, сильные стороны, знал механику работы этого учреждения, вспоминал отдельные ситуации, подробности, детали, которые были необходимы для моей работы.

Уже после публикации романа «Страх», вернувшись из заграничной поездки, я узнал, что Ильин погиб – попал под машину, переходя улицу.

С 1988 года начались наши с Таней зарубежные поездки на презентации «Детей Арбата». Побывали почти во всех странах Европы и несколько раз в США.

Путешествия наши описывать не буду. Таня еще успевала кое-что посмотреть, мой же день был расписан с утра и до позднего вечера: интервью газетам одно за другим, с перерывом в пять, десять минут, выступления по радио, телевизионные съемки, встречи с читателями в книжных магазинах, официальные приемы – все это в нескольких главных городах каждой страны. Издатель, приглашая автора, выжимает из него для рекламы все мыслимое и немыслимое.

Остановлюсь лишь на двух странах – Франции и США, связанных с работой над двумя следующими книгами Арбатской трилогии – романами «Страх» и «Прах и пепел».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии