Роман-воспоминание

В людях не разбирался. Вспомним, как протаскивал в вице-президенты Янаева, на вопрос в парламенте о здоровье ответившего: «Жена мною довольна». С Янаевым «допустил ошибку», сокрушается Горбачев, и с Павловым «допустил ошибку». Это не «ошибки». По какому принципу подбирал людей? «Прошел все ступени и в комсомоле, и в партии» (о Пуго). Вот и все «человековедение»… В этой науке недалеко от Горбачева ушел и его преемник. Вот как мотивирует Борис Николаевич назначение Егора Гайдара: «Гайдар умел говорить просто о сложном (понятно для президента. — А. Р.)… И еще: на меня не могла не подействовать магия имени. Егор Гайдар — внук писателя… И я поверил еще в природный наследственный талант Егора Тимуровича». Почему же, руководствуясь таким принципом, не подыскал премьер-министра среди потомков Пушкина или Толстого? Были писатели не хуже дедушки Егора Тимуровича.

Ну что ж, скажет читатель, у каждого правителя, даже самого хорошего, свои недостатки: у Горбачева — эгоцентризм, тщеславие, самовлюбленность. Бывают недостатки и покрупнее, и пострашнее.

Верно. Но у Горбачева был еще один недостаток. Главный. Он не имел качеств лидера.

Это стало очевидным во время Чернобыльской катастрофы.

Во время национальной трагедии даже Сталин и тот, хотя и выступил через десять дней после начала войны, все же нашел нужные слова: «Братья и сестры…» Народ эти слова запомнил. Горбачев промолчал, ушел в сторону. Беда объединяет людей, Горбачев имел возможность сплотить народ вокруг себя. Упустил такую возможность. Катастрофа произошла в ночь с 25 на 26 апреля. Первые короткие осторожные сообщения прозвучали по телевизору вечером 28 апреля, в печати появились 29 апреля… Горбачев выступил только 14 мая, через 20 дней (!) после катастрофы. Посочувствовал, «воздал должное», поблагодарил, а потом написал: «В те тревожные дни 1986 года проявились лучшие качества наших людей: самоотверженность, человечность, высокая нравственность» — обычная казенная, ритуальная партийная лесть народу.

Горбачев оправдывается незнанием, закрытостью, секретностью атомной энергетики. От кого секретность? От руководителя государства? Незнание? Если берешься управлять атомной державой — обязан знать всю правду.

Через три месяца, когда вроде бы с Чернобылем подутихло, Горбачев заявляет: «Мы не согласимся скрывать истину… Наша работа теперь на виду у народа и всего мира… Трусливая политика — это недостойная политика…» Красиво, звучно, мужественно! Ну, а Тбилиси, Нагорный Карабах, Вильнюс, Рига, Алма-Ата, Сумгаит, Фергана, Молдавия?.. Опять ничего не знал, ничего не ведал? А забастовка шахтеров с требованием отставки президента? Вот тут Михаил Сергеевич отреагировал. «Продумали даже, когда начать забастовку, — 1 марта, за день до моего 60-летия». Какие невоспитанные эти шахтеры, какие бестактные! Испортили день рождения президенту. Обидчив был. По любому поводу угрожал отставкой. «Живите дальше, как хотите, а меня увольте», «С меня достаточно», «Оставляю вас одних», «Решайте, на вас падет вся ответственность», «Несмотря на все попытки остановить меня, я ушел в свой кабинет». Думал, без него не обойдутся.

В финале карьеры — путч в августе 1991 года. Горбачев уверяет, что понятия ни о чем не имел. Гэкачеписты, наоборот, утверждают, что Горбачев являлся его «крестным отцом».

Я не знаю, кто из них говорит правду. И я не историк. Но интересен такой вопрос: почему в момент путча Горбачева не было в Москве? Почему оказался в Крыму, в Форосе? Проследим коротко события 1991 года так, как их описывает сам Горбачев в главе, названной им весьма драматически: «Грозный 1991 год», а раздел, посвященный событиям конца года, озаглавлен «Раскаты грома».

Ситуация, по словам Горбачева, состоит в том, что страна разделена на два лагеря, грубо говоря, на «партноменклатуру» и «демократов».

Цитирую:

«Оба фланга начали осуществлять свою далеко рассчитанную стратегию… Две группы заговорщиков вели подкоп под Кремль, стараясь опередить друг друга…»

Что делали «демократы»:

«В январе и феврале 91-го года велся в полном смысле артиллерийский обстрел позиций союзных властей… Наиболее одиозные публикации содержали прямой призыв к неповиновению и сопротивлению».

Ельцин «выступил с сенсационным заявлением по телевидению, потребовав немедленной отставки Президента СССР… Его речь была переполнена грубыми, оскорбительными замечаниями по моему адресу. Руки дрожали… не владел полностью собой и с усилием, натугой читал заготовленный заранее текст».