Роман

— Чудесные новости! Я только что проверила контракт и подписала чек. Они уже посланы вам.

Начало нашего сотрудничества принесло удачу.

* * *

Зимой 1968 года я попросила мисс Уилмердинг помочь мне оплатить курс «Принципы создания романа», на что она ответила:

— А не посещали ли вы курс этого Кейтера раньше?

— Да, посещала. Именно поэтому я хочу пойти дальше, хочу стать настоящим редактором, который знает свое дело.

— Мы всегда рады помочь в таких случаях. Но, по-моему, вы уже попросили курс «Редактор и типография. Команда, создающая книгу».

— Да. Я хочу знать, как отредактированная рукопись становится готовой книгой.

— Похвально. «Кинетик» гордится вами. И постарайтесь, чтобы печальные результаты продаж выбранного вами романа о пенсильванских немцах не охладили вас. Редакторы, как и авторы, порой проявляют себя не сразу.

— Спасибо за доверие. Но я не считаю, что результат будет печальным. Кстати, Йодер снова за работой. И теперь, я уверена, у него выйдет что-нибудь сногсшибательное.

Боюсь, что в этот год я не окупила затраты «Кинетик» на мое образование. И вины преподавателей в том не было. Здесь была моя вина. Потому что однажды вечером, после первой лекции, когда я возвращалась домой, я вдруг подумала: «Однако я помогаю всем, кроме себя самой. Я помогла мисс Кеннелли с ее авторскими правами, я помогла Жанис получить повышение. Я помогла Лукасу Йодеру заключить контракт. А что я за это время сделала для себя?»

Меня охватило беспокойство. Мне было двадцать четыре года, а у меня не было ни одного знакомого молодого человека. Мне стало казаться, что доллары, которые оставил мне дядя Юдах на свадебное платье, будут набирать в банке проценты, пока я долго и безуспешно буду пытаться завоевать внимание существа противоположного пола.

Мне выказывал знаки внимания один из наших редакторов, парень с большим будущим, которому уже было под тридцать. Звали его Сигард Джепсон. И у меня были на его счет некоторые надежды, которые разбила в одночасье одна из редакторов «Харпер» — молодая красивая девушка, что ожидала Сигарда в проходной; как только он подошел, она кинулась в его объятия — и я поняла, что этот вариант безнадежен.

А потом на втором занятии зимнего курса я увидела ЕГО! Он сидел неподалеку, так, что я могла хорошо разглядеть его темные волосы и сосредоточенное выражение симпатичного лица. В перерыве я ни минуты не раздумывая подошла к нему. И узнала, что он был на три года старше меня и на двадцать лет мудрее в подходе к жизни вообще и к литературе в частности. Его звали Бенно Раттнер. Он, как и я, не закончил колледжа. Его отчислили со второго курса. После чего он ушел на вьетнамскую войну.

«Это то, что мне нужно», — сказала я себе и после окончания лекций все время крутилась у него перед носом, надеясь, что он предложит проводить меня. Так оно и вышло. Он говорил спокойным, сдержанным голосом и не пытался верховодить в споре, хотя наверняка знал, что с его внешностью лорда Байрона и голосом, внушающим полное доверие, вполне мог бы это делать.

Мне не понадобилось много времени, чтобы определить основной источник его очарования: он всегда слушал других и если вынужден был не согласиться, то делал это очень аккуратно, с улыбкой, показывая свои идеально белые зубы. Оппонента эта дружелюбная улыбка сразу обезоруживала, особенно если этим оппонентом была женщина, например я.

Он всегда выступал в защиту самых неожиданных взглядов и презирал новоявленные образчики современной «военной литературы»:

— Все очень примитивно. Один герой — негр, другой — парень из Бруклина, третий — размазня, четвертый — слабовольный лейтенант и последний, пятый — бесстрашный сержант. Вот тебе и отряд. И смертельный бой в одном из фортов.

— А что же вы хотите вместо этого? — спросил его профессор колледжа в Нью-Джерси, и я широко раскрыла глаза, услышав ответ Раттнера:

— Я хочу литературу, где человека раздирают внутренние противоречия, потому что в один и тот же день ему приходится делать шесть вещей. Первое: внимать проповеди католического священника над гробом, который отправляется, скажем, в Миннесоту. Второе: старательно выслушивать, как полковник с далекого Юга обращается к своему подразделению, состоящему на две трети из негров, выбранных для атаки в джунглях. Третье: стрелять в одиннадцатилетнего мальчишку, выкрикивающего с дерева проклятья в адрес американцев. Четвертое: поливать бензином и поджигать рисовые плантации, чтобы оставить местных жителей без пищи. Пятое: целиться в мужчин, женщин, детей, во всех, кто остался в живых в горящей деревушке. Шестое: писать вечером в палатке письмо родителям. И все должно представляться реальным — и мальчик на дереве, и женщина, пытающаяся убежать из горящей деревни, и парень, сбрасывающий бомбу, а прежде всего, вы — рассказчик.

— Думаете, вы все это сможете написать? — спросил профессор, и Раттнер раздраженно ответил:

— Это должно быть написано. Если этого не сделает ни один из ваших студентов, придется заняться мне.

Когда дискуссия прекратилась, я повернулась к нему и сказала: