Кадык Ивана сурово дернулся. Ему хватило почтения выглядеть пристыженным. Мне не доставляло удовольствия ругать его – но уж лучше его, чем Марию. Сестра меня не послушает.
Мне нравилось видеть ее счастливой. Но не тогда, когда это может повлечь за собой ее смерть.
Я отступила в сторону и только тогда заметила на верхней площадке лестницы Заша. Как много он слышал? Солдат уставился на своего друга, и я подумала о словах, которые сорвались с губ – что, если я только что подвергла опасности Ивана и Марию? Что, если
– Моя смена, Иван. – Заш встретился со мной взглядом. Он выглядел добрым… и даже понимающим. Он все слышал.
Но тут я вспомнила о своей лысой голове. Жар затопил мои щеки; я развернулась на каблуках и закрыла за собой дверь. Какое глупое положение! А чего я ожидала? Что смогу скрывать от него свою стрижку до конца нашего изгнания?
Какая разница, что он подумал? Ах, если бы я сама могла убедить себя в том, что мне все равно.
Я прислонилась спиной к двери, тяжело дыша. Что я сделала, столкнувшись лицом к лицу с солдатом прямо перед кабинетом коменданта? Закрыла глаза и выровняла дыхание.
Из-за тонкой двери доносились голоса.
– Знаешь, она права, – тихо сказал Заш.
– Почему я не могу быть добр к Марии? – возразил Иван. – Почему бы мне не сказать ей, что она красива? Их жизнь несчастна.
– Они здесь из-за действий царя и царицы. – Голос Заша звучал так, словно он озвучивал чью-то цитату, а не собственные мысли.
– Ты действительно в это веришь?
Я прижала ухо к дереву, ожидая ответа Заша.
– Я не знаю, чему верить, Иван. Ни одна из сторон не кажется мне правой, но эта сторона производит впечатление более безопасной. Я здесь, чтобы защищать свою семью – служить там, где велит мне наше правительство. Подчиняться.
– Какой отвратительный образ жизни. – Шаги обозначили попытку Ивана уйти, но Заш остановил его.
– Тогда почему
Пауза.
– Во-первых, из-за денег. Но сейчас… ради Марии.
Сапоги Ивана прогромыхали вниз по лестнице.
Заш был здесь не потому что поддерживал большевиков. Он служил, чтобы защитить свою семью. Но разве он не говорил, что у него нет родителей? Кого же он тогда защищает?
А Иван…
Я оттолкнулась от двери и нашла Марию. Она стояла перед маленьким настенным зеркалом, пытаясь завязать на голове поношенную кружевную ленту. Я подошла к ней и сделала бант. Мы были почти одного роста.
– Ты
Ее подбородок задрожал, рука соскользнула с головы, но она ничего не ответила. Мария всегда больше заботилась о своей внешности, чем все остальные – вероятно, потому что была коренастой, крепкой, и это ее смущало. Но все – и родственники, и поклонники – всегда говорили, что Мария «невероятно красива». Почему она не хотела это принимать?
Совсем скоро ей исполнится девятнадцать. Мама влюбилась в папу в семнадцать. Наверное, Мария, боялась никогда не испытать любви…
Я не могла позволить себе бояться или надеяться на любовь. Потом подумала о Заше и о том, что мое сердце жаждет дружеского отношения от него больше, чем от других охранников. Эта ссылка повлияла на мои эмоции. Происходящее меня испугало.
Я провела пальцами по своему обритому черепу и сравнила собственное пухлое лицо и луковицу головы с нежными чертами Марии. Попыталась вообразить, что увидел Заш с верхней площадки лестницы. Мне показалось, что его взгляд таил доброту, но не жалость ли то была?
Мария отвернулась от зеркала и перетасовала карты для безика.
Определенно, лысина меня не красила. Что ж, ладно, по крайней мере, это точно удержит Заша от лишних мыслей.
Я тихонько посмеялась над собой. Как будто у
Когда я присоединилась к Марии, то смотрела куда угодно, только не на нее – на карты, на собак, которые чесались и щелкали зубами, на папу, подстригающего усы. Мне казалось неправильным убеждать сестру в опасности счастья и безопасности одиночества.
Но если наступала Белая армия, мы должны быть готовы оставить все позади.
Все.
Даже тех, кого любим.
Белая армия была уже близко. Я видела это по поднявшейся суете охранников. Ощущала запах перемен в спирте, пропитавшем кожу Авдеева. Надежда сидела на кончике языка, как пастила, которую я не могла заставить себя проглотить.
Я проснулась в очередной дождливый день, задыхаясь от жары, влажности, темноты и заточения. Все еще спали, поэтому я прокралась к форточке, чтобы посмотреть на восход солнца и вдохнуть подобие свободы. Проскользнув к маленькому приоткрытому окошку, я почти ожидала узреть Белую армию, марширующую через город и наступающую на Ипатьевский дом.