– Да, с удовольствием. – Я разгрузила корзину с едой, выложила яйца на стол, а бутылку молока поставила к окошку, где было прохладнее. Достала продолговатый сверток, запакованный в плотную ткань. Внутри лежала буханка ржаного хлеба.
– Думаю, сестры прислали немного.
Густые брови Харитонова поползли вверх.
– Обычно нам не присылают хлеба.
– Верно, или он не всегда доходит до нас. Полагаю, его забирает Авдеев.
Я поднесла хлеб к носу и понюхала. Не теплый, но очень свежий. Скорее всего, испекли сегодня утром. Я слегка сжала буханку, чтобы услышать хруст корочки, как учил меня Харитонов, но под моими пальцами хрустнуло что-то более плотное. То, что я приняла за складку на ткани.
Я сбросила ткань с хлеба, и маленький квадратик бумаги упал на мою ладонь.
– Что… что это такое?
Я развернула бумагу и обнаружила записку, написанную по-французски красными чернилами.
При взгляде на письмо мое дыхание участилось. Сердце заколотилось от слов, которые я узнала, вроде
Это письмо оказалось спасением.
12
–
Моя семья окружила записку, перечитывая ее снова и снова. В письме офицера говорилось, что Белая армия находится всего в восьмидесяти километрах от Екатеринбурга. Что нам следует прислушиваться к любому движению снаружи – ждать и надеяться, быть готовыми в любое время суток. Нас просили прислать план расположения комнат, спрятав в бутылку из-под сливок. Наше спасение было не за горами!
Не стоило слишком погружаться в возможное будущее – мечтать о тихой жизни нашей семьи в небольшом домике. Папа будет пилить дрова, я – работать с магическими чернилами, чтобы создать слова, которые вылечат Алексея…
Доктор Боткин быстро набросал на обороте карту, потому что у него была самая твердая рука, и Ольга написала короткий ответ по-французски, под папину диктовку.
Мы не могли позволить себе неудачную попытку. Кем бы ни оказался этот белый офицер, его план должен быть безупречным. Надежным. Безопасным.
Ему повезло, что я разбираюсь в таких вещах.
Три дня прошло без ответа. Мы носили одежду с зашитыми в швы драгоценностями, и все, кроме мамы, дежурили по ночам, прислушиваясь к любым необычным звукам. Охранники почувствовали наше напряжение.
– С вами все в порядке? – спросил Иван у Марии во время прогулки по саду. Он казался действительно обеспокоенным.
– Когда вас запирают в доме, это накладывает свой отпечаток, – тихо ответила она.
Еще через два дня мы получили ответ. На этот раз папа прочел записку первым, но, дойдя до конца, покачал головой.
– Предлагают бежать из окна верхнего этажа. Разве они не прочли, что все наши окна запечатаны?
– Что там еще? – Я забрала записку. Мария и Алексей читали через мое плечо.
– Малыша? – усмехнулся Алексей. – Кто этот военный? Если он настолько предан, почему не пользуется подобающими титулами?
– Не стоит быть столь чувствительным, маленький царевич, – поддразнила я, хотя выбор манеры, с которой офицер упоминал об Алексее, меня тоже раздражал.
Могу ли я придумать с оставшимися чернилами какое-нибудь заклинание, которое заставит Алексея онеметь? Может быть, еще одно или два заклинания облегчения помогут ему достаточно, чтобы справиться с побегом из окна. Но это все равно не изменит того факта, что наши окна закрыты.
На лестничной площадке прозвенел звонок, и Мария сунула записку под блузку. Вошел Авдеев, и папа поднялся со стула. До прогулки в саду оставался еще час. Видел ли он беспокойство – вину – на наших лицах? Неужели узнал о письмах?
– Все должны идти в сад, включая царицу.
– Есть ли причина для дополнительного времени на свежем воздухе? – Папа положил руки в карманы, вероятно, чтобы скрыть дрожь.
Других солдат с Авдеевым не было, и он отвечал тем дружелюбным тоном, который проскальзывал, когда он не пытался сохранить лицо.
– Возможно, у меня для вас хорошие новости.