Романовы

Мария могла драматизировать, привлекая внимание Ивана. Но меня в самом деле спасли! А потом сделали комплимент. И подмигнули…

Никогда еще я не чувствовала себя настолько неловко в Ипатьевском доме, как сейчас.

⁂

– Охрана была усилена, – расхаживал Авдеев перед окном гостиной. – Вам запрещено высовывать голову наружу или пытаться подать кому-либо сигнал… под страхом расстрела. – Он остановился. – После проверки комиссия позволила нам открыть одно окно. – Он толкнул створку, и она слегка приоткрылась. Щебетание птиц ворвалось в наши комнаты.

Окно было открыто – целое окно! Оконная комиссия – или как их там Авдеев называл – предоставила нам свежий воздух. В нашей пятикомнатной тюрьме уже пахло свежестью. Чистотой. Как будто жизнь вернулась.

– Спасибо, – искренне поблагодарил папа.

Комендант кивнул и вышел. Никто из нас не зааплодировал, но мы обменялись выражениями такого удивления и восторга, что с тем же успехом могли бы закричать: «Ура!».

Теперь можно ответить офицеру Белой армии. Нас и впрямь могут спасти. Какое прекрасное время для открытия окна. Даже слишком.

– Папа, – прошептала я, – думаешь, они знают? Насчет освобождения?

– Если бы они знали, Настя, то не открыли бы окно.

– Но охрану усилили.

Я спровоцировала достаточно озорных выходок, чтобы услышать предостерегающий вопль сознания. Все идет слишком легко – значит, впереди подвох. Опасность.

– Наш побег благословлен, – откликнулся папа. – Но мы будем действовать с величайшей осторожностью. Я рассчитываю на твой аналитический ум.

Как только мы сочли это безопасным, Ольга села писать ответ офицеру Белой армии. Мы подробно рассказали о недавно открытом окне и постах надзирателей наверху. О внезапных проверках и о том, что у солдат есть система тревожных звонков, доступных в любой момент. Мы также не забыли упомянуть охранников через дорогу, которых никогда не видели, но о которых знали – они стреляли в меня.

Наконец мы спросили, будут ли спасать и наших друзей – доктора Боткина, Анну… Папа попросил Ольгу также сделать небольшую заметку о его дневниках и личных документах, которые по-прежнему лежали в ящике во флигеле.

– Не забудь заверить этого офицера в нашем спокойствии. Он должен знать, что мы будем держать себя в руках как во время переписки, так и во время спасения.

Письмо получилось длинным. Спасение казалось реальным. Теперь мы знали, что через несколько дней будем свободны!

Я незаметно ускользнула, чтобы вытащить матрешку из-под блузки. Она казалась теплее, но шва до сих пор не было. Я ожидала, что она откроется, сильнее, чем когда-либо. И можно будет использовать ее в ночь побега. Мои мысли вернулись к спрятанным чернилам. Если мы скоро сбежим, нужно наполнить жестянку облегчающими заклинаниями для Алексея. Для путешествия. Было бы идеально, если бы они все были сформированы и готовы, чтобы мне не пришлось делать их во время побега – тем более никто из моей семьи, кроме Алексея, не знал, что я тайно пытаюсь освоить мастерство заклинаний.

Папа читал нам Священное Писание перед сном, как делал это каждый вечер, и комната растворялась, когда наши сердца наполнялись надеждой. Какой сумасшедший день – почти четыре часа в саду, незапертое окно, запланированное спасение и… подмигивание, которое не покидало моего сознания.

Я пропустила половину папиной молитвы, прокручивая в голове этот эпизод. Как озорное напоминание о том, что мое сердце осмелилось затрепетать, когда я встретила солдата с красивыми глазами, что были окружены не менее прекрасными длинными ресницами. Мы не встречались взглядами на время, достаточное, чтобы я запомнила их цвет. Хотя Мария, я уверена, сможет мне сказать, если спрошу. Она обращает внимание на такое.

Когда мы наконец забрались на наши койки и свет погас, я повернулась к ней лицом, собираясь спросить, знает ли она цвет глаз Заша. Но она заговорила первой:

– Я хочу рассказать Ивану.

Я оцепенела.

– Что? – желая убедиться, что поняла ее правильно, я уточнила: – Сказать ему что?

– О спасении. Хочу, чтобы он пошел с нами.

Я потянулась к ее руке.

– О, Мария, ты не можешь… пока не можешь. Не сейчас. Подожди, пока мы не получим ответ от офицера Белой армии. Подожди, пока мы не приступим к осуществлению плана.

– Почему я должна ждать?

– Потому что раскрытие столь рискованного предприятия так рано подвергает нас опасности.

– Как тогда, когда тебя чуть не подстрелили? – поддела она.

Боль этого воспоминания вытеснила из памяти подмигивание Заша.

– Да. Именно так.

– Иван – хороший человек. Он не причинит мне вреда. Он никому не скажет.

– Я вижу, что он добр и нежен с тобой, но ради безопасности нашей семьи – а ты знаешь, что папа согласился бы со мной, – подожди еще немного.

Она долго молчала.

– Мария… Я не против твоего влечения к нему. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Правда? – Ее глаза наполнились слезами. – На днях ты выговаривала Ивану. Ругала его!

Я потянулась к ней и обхватила обеими руками ее кулак.