Романовы

Я не могла найти способ предупредить Ивана, да и не думала, что это хорошая идея. Хотя как охранник, он мог бы помочь, если нас попытается задержать другой солдат. Логика требовала держать наших друзей подальше от происходящего. Но сердце побуждало меня к тому же, чего жаждала Мария, – предупредить Заша. Позвать его бежать вместе с нами.

Я сосредоточилась на голосе разума. Я буду скучать по Зашу. Если нам удастся сбежать, эта часть истории останется неоконченной, и мы никогда больше не увидимся. Но безопасность и выживание моей семьи были важнее.

Мы ждали. И ждали. И ждали.

Мария часами шептала, какой Иван милый. Заботливый. Внимательный. Я не могла не согласиться, но когда она, наконец, задремала, испытала облегчение. Папа и Алексей оставались самыми бдительными. Мама сидела с закрытыми глазами, но я знала, что она не спит.

Я вытащила матрешку из-под блузки. Уже столько раз на нее смотрела, что не ожидала появления нового. Но теперь вокруг игрушки виднелось легкое свечение. Еще не шов, но определенно магия.

– Папа, – прошептала я, задыхаясь.

Он подошел, и я показала ему свечение.

– Заклинание почти готово, – улыбнулся он. – Это знак. Какое бы заклинание эта кукла ни выпустила, оно поможет, спасет нас. Уверен.

Я испытала огромное облегчение. Если эта попытка спасения провалится, у нас, по крайней мере, есть запасной план. Заклинание от великого мастера Дочкина.

Ночь не принесла ничего нового. Ни я, ни папа, ни Алексей не спали. Когда доставили завтрак, я с трудом проглотила ломтик сухого черного хлеба. От сестер пришла корзина с продуктами, но новой записки не нашлось. Я разрывалась между необходимостью лечь спать и желанием встряхнуться в залитом солнцем саду.

Нам пришлось развязать веревку и вернуть простыни в постели, чтобы солдаты ничего не заподозрили. Мои пальцы болели от распутывания узлов. Сегодня вечером, боюсь, придется опять их связывать.

Наконец пришло время прогулки. Алексей и мама остались в доме. Ольга – с ними. Мария, с покрасневшими от бессонной ночи глазами, выскочила на солнечный свет и побежала прямо к Ивану. Я не винила ее за это. Она собиралась рассказать ему все, и я ничего не могла сделать, чтобы остановить ее.

Папа тоже понял, как она намерена поступить, еще вчера, после случая с тортом. И мы, вся семья, договорились не посвящать ее в мелкие детали. Она страдала в этом доме больше всех – дольше, чем все мы, дети, сидела взаперти без компании.

Прошлой ночью, как только стало ясно, что нас не спасут, я часами распутывала простыни и размышляла о Заше, позволяя зову сердца воевать с голосом рассудка. Я сознавала, что какая-то часть меня выискивает малейшее движение или взгляд, которые могут свидетельствовать о проявлении симпатии. Но истина в том, что я ничего о нем не знаю. Но хочу узнать. Поговорить с ним. Веской причины не делать этого не находилось.

Поэтому на прогулке в саду, пока Иван с Марией шептались в скрытом деревьями уголке у качелей, я подошла к Зашу. Авдеев сегодня к нам не присоединился, так что риск получить выговор был невелик. Солдаты бормотали что-то о его водочных запасах. Я слышала непрерывный звон стекла о стекло, сопровождаемый всплеском и кашлем. Папа говорил, что у выпивки всегда есть причина. Возможно, Авдеев все больше и больше потакает своим желаниям, потому что Белая армия приближается. Или, возможно, потому что мы начинаем ему нравиться, и он не уверен, что сможет справиться со своими обязанностями.

В глубине души мне было жаль его. Даже солдаты по очереди заходили к нему в кабинет и периодически помогали выполнять задачи, о которых он забывал.

Заш смотрел, как я иду через сад, пока я не остановилась перед ним.

– Я слышал, у вашей сестры был отличный день рождения.

Я широко улыбнулась, хотя солнце жгло мои и без того сухие глаза.

– Лучше, чем кто-либо из нас мог надеяться.

– Рад это слышать.

Он отвел глаза. Мы смотрели, как Иван и Мария кружат по саду. Под солнечным светом, с новой лентой на голове, она сияла. Я инстинктивно коснулась пальцами собственной головы с колючим ежиком растущих волос. В памяти всплыл последний разговор с Зашем.

– Вам идет, – сказал он.

У меня вырвался смешок.

– Идет? Облысение?

– Оно подчеркивает вашу силу, Настя. Вот что я имел в виду.

– О. – Каждый раз, когда он произносил мое имя, часть меня таяла.

Заш глубоко вздохнул.

– Чего вы хотите? Что я… мы… можем сделать для вас, чтобы вы стали… – он указал на Марию, восторженным солнечным лучиком идущую рядом с Иваном, – вот такой?

Первый мой порыв был – перевести беседу в шутку. Но если сегодня вечером мы уедем из Ипатьевского дома, я хочу говорить с Зашем без страха.

– Зачем вам это? – Я вскинула на него взгляд, с тревогой ожидая реакции.

Он смотрел открыто. Искренне. Не как суровый солдат. От этого каждое его слово, миновало рациональную мою часть и попадало прямо в сердце.