Романовы. История великой династии

   Отличался немалой личной храбростью. Когда в столице вспыхнул холерный бунт, 23 июня 1831 года он выехал в коляске к пятитысячной толпе, собравшейся на Сенной площади, и обращением к народу прекратил беспорядки. Свою речь закончил словами: «До кого вы добираетесь, кого вы хотите, меня ли? Я никого не страшусь, вот я!» Смущённый народ закричал «Ура!». Так же пресёк он волнения и в Новгородских военных поселениях, вызванные всё той же холерой. Незаурядную смелость и решительность проявил император во время грандиозного пожара Зимнего дворца 17 декабря 1837 года. Тогда погибло большинство великолепных залов, но многие вещи удалось спасти. Только чёткость и организованность действий позволили не допустить огонь в Военную галерею 1812 года и сохранить бесценную коллекцию живописи. Восстановление Зимнего прошло в очень сжатые сроки. Участников этой гигантской работы наградили особой медалью с изображением дворца и всего одним словом императора – «Благодарю». То же слово на смертном одре он произнёс, прощаясь с Великой княгиней Еленой Павловной, вдовой своего брата Михаила.

   Способен он был и на искреннюю дружбу. Своим близким другом считал Бенкендорфа. Когда тот заболел холерой, Николай тотчас приехал к нему «и потом в течение с лишком трёх недель каждый день удостаивал… своим посещением и продолжительною беседою».

   С юных лет император неплохо рисовал. Имел хороший художественный вкус. По его инициативе немецкий архитектор Лео фон Кленце построил в Петербурге специальное музейное здание – Новый Эрмитаж, где разместились богатейшие императорские коллекции. В 1852 году Эрмитаж открылся для публики. Очень любил музыку и, подобно Фридриху Великому, неплохо играл на флейте, был тонким ценителем оперного и балетного искусства.

   Пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года. Акварель Б. Грина. 1838 г.

   В разгар трагической для России Крымской войны Николай скончался. Его смерть многим показалась неожиданной. На самом деле он простудился, получил воспаление лёгких и проболел две недели. Поползли слухи о том, что Николай, не выдержав потрясений, покончил с собой. Зная, как искренне верил император в Бога, сложно представить, что он мог совершить такой страшный грех. По легенде, незадолго до смерти он сказал наследнику – сыну Александру: «Сдаю тебе мою команду, к сожалению, не в том порядке, как желал, оставляя много хлопот и забот». Главный завет, оставленный им своему преемнику, состоял в двух простых словах: «Служи России». Одной из последних фраз, обращённых к цесаревичу, была: «Держи всё – держи всё». «Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко» (А.Ф. Тютчева).

   В завещании Николая есть такие строки: «Благодарю всех меня любивших, всех мне служивших. Прощаю всех меня ненавидевших. Прошу всех, кого мог неумышленно огорчить, меня простить. Я был человек со всеми слабостями, коими люди подвержены; старался исправиться в том, что за собой худого знал. В ином успевал, в другом нет; прошу искренно меня простить. Я умираю с благодарным сердцем за всё благо, которым Богу угодно было на сем преходящем мире меня наградить, с пламенною любовью к нашей славной России, которой служил по крайнему моему разумению верой и правдой; жалею, что не могу произвести того добра, которого столь искренно желал. Сын мой меня заменит».

   Император Николай I на смертном одре. Рисунок В.Ф. Тимма. 1855 г.

   Николай просил, чтобы погребение его было совершено «с наименьшею по возможности роскошью», «избегая излишних для казны и, следственно, для народа издержек», а срок траура установлен самый краткий, насколько это только возможно. Своим детям он завещал: «Всякий из вас должен всегда помнить, что только своей жизнью он может искупить происхождение Великого князя». Эти слова стали жизненным девизом многих его потомков.

   А.Н. Майков посвятил Николаю I стихотворение «Коляска», за которое попал под уничтожающий огонь либеральной критики:

     Когда по улице, в откинутой коляске,

     Перед беспечною толпою едет он,

     В походный плащ одет, в солдатской

     медной каске,

     Спокойно-грустен, строг и в думу

     погружён, —

     В нём виден каждый миг державный

     повелитель,

     И вождь, и судия, России промыслитель

     И первый труженик народа своего.

     С благоговением гляжу я на него,

     И грустно думать мне, что мрачное величье

     В его есть жребии: ни чувств, ни дум его

     Не пощадил наш век клевет и злоязычья!

     И рвётся вся душа во мне ему сказать

     Пред сонмищем его*censored*телей смущённым:

     «Великий человек! Прости слепорождённым!

     Тебя потомство лишь сумеет разгадать,

     Когда история пред миром изумлённым

     Плод слёзных дум твоих о Руси обнажит

     И, сдёрнув с истины завесу лжи печальной,

     В ряду земных царей твой образ

     колоссальный

     На поклонение народам водрузит».