Романовы. Пленники судьбы

Константин Николаевич (1827–1892) уже давно имел связь с бывшей балериной Анной Кузнецовой (1847–1922), которая ему родила четверых детей. Обо всем сам рассказал супруге и призвал ее «соблюдать приличия». И это говорил человек, который отрекся от законной жены, которой обещал перед алтарем хранить верность до гроба, человек, которой когда-то любовно называя ее «моя Санни» («Солнышко»).

Теперь все пошло прахом. Забыта не только их любовь, но забыты и дети. Мать не знала, как им рассказать об этом, и ничего не говорила. Они были великодушны: ни разу не задали ни одного вопроса, хотя о второй семье Константина Николаевича знали в высшем свете если и не все, то очень многие.

Великий князь без стеснения ездил отдыхать с Анной Кузнецовой в Крым, прогуливался с ней в людных местах. Рассказывали, что он, представляя ее знакомым, говорил: «В Петербурге у меня казенная жена, а здесь – законная». В своем крымском имении Ореанда построил для второй семьи отдельный дом, где и проводил целые дни. Когда в 1881 году Константина отставили от государственных дел, то он вообще большую часть года там и проживал.

Санни же переехала в Павловск, под Петербургом, где и коротала свои безрадостные годы. В столицу приезжала ненадолго, только зимой. Великая княгиня не раз пыталась воздействовать на супруга. Рыдала, умоляла, заклинала Богом и детьми, один раз просто в ногах валялась. Со стороны же мужа встречала лишь безразличие, а порой и грубость. На Константина не действовали даже увещевания брата, Императора Александра II, просившего «опомниться». Все оказалось тщетным.

Когда молодая Альтенбургская Принцесса в свое время стала Великой княгиней, то считалась писаной красавицей, украшением Фамилии. К пятидесяти годам от ее былой красоты не осталось и следа. Страдание стало ее уделом. Лишь молитва и забота детей подкрепляли.

Закат жизни неверного супруга Великого князя Константина Николаевича оказался печальным. Некогда грозный, почти всемогущий брат Александра II при Александре III утратил свое влияние. За несколько лет до смерти, последовавшей в полдень 13 января 1892 года, его разбил паралич. Пропала речь, почти никого не узнавал, двигаться без посторонней помощи не мог.

Князя перевезли в Павловск, где при нем бессменно находилась его «казенная жена», выполнявшая роль сестры милосердия. Александра Иосифовна все еще любила этого человека, доставившего ей столько горя. Императрице Марии Федоровне она однажды призналась, что в тяжелой болезни своего супруга видит «кару Божию».

В Павловске затворников навещали дети, а несколько раз Царь Александр III и Царица Мария Федоровна. Один из таких визитов в октябре 1889 года Александр III описал сыну Николаю:

«Поехали в Павловск к тети Сани, и, к нашему удивлению, дядя Костя пожелал нас видеть. Мы нашли его мало переменившимся. Он очень, по-видимому, обрадовался нас видеть, несколько раз обнимал и принимался плакать, а когда мы прощались, он вдруг вскочил и непременно хотел проводить нас до дверей. Говорить он ничего не может, правая рука и нога совершенно без движения, и вообще он делает страшно тяжелое впечатление».

Умер Константин на руках Александры Иосифовны. Через несколько дней после кончины его сын Константин Константинович записал в дневнике: «Мама́ опять провела день в моем кабинете. Она убита горем больше всех. А мы в течение 2 ½ лет успели приготовиться к мысли об этой утрате. Кажется, что мы лишились Папа́ еще в 89 году, когда его сразил недуг, приведший к могиле. С тех пор общение с ними почти прекратилось».

Семейная жизнь второго брата Александра II генерал-фельдмаршала Великого князя Николая Николаевича (1831–1891) тоже была далека от праведной. В 1856 году он женился на Принцессе Ольденбургской Александре-Фредерике-Вильгельмине, получившей в России имя Великой княгини Александры Петровны (1838–1900). У них родилось двое сыновей: Николай (1856–1929) и Петр (1864–1931).

Жену свою Великий князь особо не любил, но первые десять лет относился с ровной учтивостью. Потом семейная жизнь становилась хуже и хуже, и в конце концов все «пошло кувырком».

Николая Николаевича сгубила страстность натуры и любовь к балету. Смелый рубака, грубоватый и порой бесцеремонный Великий князь, которого в Романовском кругу звали «Низя», в театре преображался. Лицезрение «воздушных фей» приводило его в состояние, близкое к экстазу. Была бы его воля, возможно, он бы стал театральным антрепренером, чтобы дни и ночи проводить в обществе «несравненных этуалей». Однако о таких занятиях можно было лишь грезить.

Николай Николаевич почти всегда после спектакля удалялся за кулисы, где с умилением проводил время в обществе раскованных и игривых созданий. «Богини сцены» были так желанны, так доступны. Он дарил им подарки, похлопывал без стеснения и щипал за самые аппетитные места. Они лишь повизгивали и смеялись. «Низе» было хорошо с «субретками». Он стал балетным завсегдатаем.