Романовы. Пленники судьбы

Царь Кирилла не принял, и тому было предписано в 24 часа покинуть пределы Империи. Кирилл Владимирович был лишен звания флигель-адъютанта (звание члена Императорской Свиты), исключен со службы, его средства в России были заморожены. Царь и Царица настолько были возмущены поступком родственника, что Николай II даже неофициально обсуждал вопрос о лишении его великокняжеского достоинства. Однако до такой беспрецедентной меры дело не дошло.

На стороне же молодоженов были мать, отец, братья и сестра. А это была большая сила. Мария Павловна нравился брак старшего сына. Он был «по ранжиру», он соответствовал высокому положению их семьи. Отец тоже не возражал и когда узнал, что Царь намерен подвергнуть Кирилла наказанию, то немедленно отправился в Петергоф, чтобы заставить Племянника не прибегать к подобным действиям. Объяснение получилось бурным. Дядя чуть не кричал на Царя, но тот выдержанно, спокойно и решительно заявил, что Кирилл нарушил закон и должен за это ответить.

Отец просто клокотал от возмущения, он представлял сына «жертвой интриг», пытался убедить, что его соблазнила «развратная женщина», что он достоин жалости. Монарх был непреклонен. Тогда дядя демонстративно заявил, что уходит в отставку со всех постов. Вскоре тот отставку и получил.

Мария Павловна от возмущения «царской несправедливостью» потеряла сон и аппетит. Она давно не испытывала никакой симпатии ни к Императору, ни к Императрице, но теперь ее отношению переросло в ненависть. Николай II не заблуждался на этот счет и в письме матери заметил: «Интересно было бы знать, что думает тетя Михень? Как она должна была нас ненавидеть!»

Он был совершенно прав. Бывшая Мекленбургская Принцесса просто неистовствовала. Все традиции и приличия были отброшены; только мелкое самолюбие и уязвленные амбиции теперь ею руководили. Михень лгала, что называется, направо и налево. Своему дяде принцу Генриху Рейсскому писала:

«Последние четыре мы делали все возможное, чтобы помешать этому браку[65], но их любовь устояла перед всеми попытками их разлучить. В конце концов, мы решили («они» решили! – А.Б.), что для чести и доброго имени Кирилла будет лучше, если они поженяться. Мы знали, что в России это не сойдет легко с рук. И были готовы к некоторым осложнениям. Но мстительность (!!! – А.Б.) и злоба (!!! – А.Б.) молодой Царицы превзошли все, что только могло себе представить самое необузданное воображение. Подчинив своему влиянию бесхарактерного Супруга (!!! – А.Б.), Она сделала все, чтобы отомстить бывшей невестке за союз с ее избранником. Все было обставлено так, как будто бы совершилось чудовищное преступление, заслуживающее соответствующего наказания».

Да, было совершено преступление, и Михень это было известно. Был нарушен писаный Династический закон, была проигнорирована ясно выраженная Воля Самодержца. И Марии Павловне надлежало это знать. Конечно, она все это знала, но полагала, что закон хоть и существует, но не для нее и ее отпрысков!

Угождая своему болезненному самолюбию, Великая княгиня Мария Павловна опустилась до нападок и измышлений по адресу Венценосцев. С осени 1905 года и самого падения Монархии в марте 1917 года Михень находилась в числе самых злобных и непримиримых инсинуаторов на Царя и Царицу.

Так как и по прошествии ста лет немногочисленные, но шумные апологеты Кирилла и его последышей из числа «претендентов» все еще лгут по поводу «события в Тагернзее», то этот факт уместно проанализировать более подробно.

Во-первых, не существует ни одного свидетельств того, что в случае с женитьбой Кирилла Александра Федоровна играла какую-то исключительную роль. Никогда и ничего Она Николаю II не «навязывала» и навязать не могла, потому что в нравственном отношении Он был человеком твердых, ясных и бескомпромиссных принципов.

Во-вторых, Александра Федоровна никогда не была «мстительной». Она могла иметь расположение к людям или его не иметь, но никогда не пыталась «отомстить» даже самым ярым своим врагам и недоброжелателям. Мало того. Она, в отличие от Михень, не позволяла не то чтобы злословить, но и критиковать членов Династии. Ни одного резкого слова не было Ею произнесено ни по адресу Марии Павловны, ни по адресу Виктории, ни по адресу Кирилла.

Что же касается существа происшедшего, то Кирилл Владимирович совершил клятвопреступление. Первое, но не последнее. Об этот надо говорить прямо, без всяких экивоков. Он давал клятву верности Самодержцу перед алтарем, он обязывался именем Божиим служить Ему верой и правдой. Он, как член Династии, как внук Императора, обязан был долг ставить выше собственных прихотей.

Получилось совершенно иначе. Личное возобладало над всем прочим. И самое удивительное, а может быть, и отвратительное, что Кирилл никогда не раскаивался. Никогда. Во всем и всегда винил других, стараясь переложить вину за свои моральные падения и на живых, и на мертвых…

Злобствование родственников Императора не остановило. Кирилл получил все наказания, кроме одного: великокняжеского достоинства его все же не лишили[66].