А в Москве и Киеве царило тревожное ожидание нового турецкого похода, который мог стать судьбоносным как для Украины, так и для Московского царства. Благо что между двумя Чигиринскими походами Москва и Польша договорились о новом тринадцатилетнем перемирии, а то бы положение было еще куда более опасным. Впрочем, за то, чтобы Киев остался под юрисдикцией Москвы, ей пришлось уступить Польше несколько городов и заплатить 200 000 рублей.
Ситуация складывалась таким образом, что единственным путем спасения Московского царства от надвигающейся турецкой угрозы становилась сделка с султаном о разделе сфер влияния на Украине. Характерно, что антивоенные настроения преобладали и в Константинополе, уставшем от бесконечных войн. Поэтому неудивительно, что сразу же после падения Чигирина с обеих сторон стали интенсивно искать посредников, чтобы начать хоть какие-то переговоры. В августе 1680 года они начались в Крыму в присущей татарам вымогательской манере: с угрозами насилия в отношении послов, их изоляцией от внешнего мира, ограничениями в пище и прочими «страшилками». Помучившись и посопротивлявшись для видимости, русские послы представили татарам заранее согласованные с царским правительством и украинской старшиной условия двадцатилетнего перемирия, основной смысл которых сводился к установлению границы по Днепру, за исключением Киева и его уезда, которые оставались под царской юрисдикцией. Причем землям Правобережья, отходящим Турции, надлежало оставаться «впусте»: на них нельзя было «заводить» новые поселения, а старые – «починивать». Левый и правый берега Днепра предполагалось объявить свободными для обеих сторон с целью «конских кормов», рыбного, звериного и соляного промыслов. В проект договора был включен и такой неприятный для московитов пункт, как возобновление «ежегодной посылки казны по старым росписям», что, по существу, было не чем иным, как согласием Москвы на возобновление даннических отношений с Крымом. За все это крымско-турецкая сторона должна была признать царский титул в том виде, в котором он «сам его описывает», отпустить на выкуп или на размен томящихся у них в неволе пленников, в том числе и боярина Шереметева, и отказаться от помощи «неприятелям царским». Был в русском проекте договора еще один пункт, касающийся запорожского казачества: чтобы ни султан, ни хан «под свою державу их не перезывали». Однако из-за позиции самих запорожцев этот пункт не прошел. Но об этом чуть ниже.
Вымученные предложения русских послов были благосклонно восприняты и в Крыму, и в Константинополе. 4 марта 1681 года в Бахчисарае состоялся торжественный отпуск послов, на котором хан Мурад-Гирей принес присягу на Коране в том, что он и султан «клянутся содержать мирное постановление непорочно двадцать лет». Отпуск послов вылился в настоящий праздник: кто-то радовался наступлению мирных дней, а кто-то и предстоящим «поминкам». Русские пленники радовались скорому возвращению домой. В России же послов ждала поистине триумфальная встреча, особенно в Малороссии. Их встречали с церковными песнопениями, воинскими почестями, хлебом-солью, а гетман Иван Самойлович по этому случаю задал большой пир.
Теперь о Запорожье. Дело в том, что эта «деклассированная» вольница, состоящая в основном из «гулящих людей» и добытчиков «зипуна», ни до, ни после описываемых событий – практически никогда – не была последовательной в своих политических предпочтениях. Друзей, союзников и врагов сечевики меняли, исходя из своих корыстных интересов и амбиций часто меняющихся кошевых атаманов. То они воюют татарские улусы, то вместе с теми же татарами устремляются против единокровных украинцев или царских войск. Сегодня они присягают царю, а завтра вступают в переговоры с ханом или польским королем для противодействия русскому продвижению на юг или на запад.
С 1672 по 1680 год кошевым атаманом Запорожской Сечи был властолюбивый, предприимчивый и воинственный Иван Сирко. В его активе к тому времени были блестящие победы над крымчаками (Аккерман, Чигирин, Очаков) и Дорошенко (Капустяная долина вблизи города Умани), выдача Москве очередного самозванца Симеона Алексеевича и «подведение под руку белого царя» некоторых кочевых калмыцких племен. Беда, что в нем не было постоянства: то он верноподданный царя, то его супостат, воюющий его воевод; то он противник Дорошенко, а то приятель и союзник.
В рассматриваемый период времени, когда от Дорошенко отвернулись практически все его полковники и он остался в столице обезлюдевшего Правобережья с пятитысячным гарнизоном, Сирко в обход гетмана Самойловича, с которым у него никак не складывались отношения, на свой страх и риск решил примирить Дорошенко с Москвой. Для этого он еще при жизни Алексея Михайловича выехал с представителями запорожского и донского казачества в Чигирин, где в присутствии духовенства, казачьей старшины, запорожских и донских казаков, представителей гражданского населения принял присягу гетмана Дорошенко «на вечное подданство царскому величеству».