Романовы. Век первый

Но почему все так ополчились на Швецию? Чем она им всем так досадила? А дело, оказывается, в том, что Швеции в XVII веке неслыханно повезло на умных и деятельных королей. Ею последовательно управляли Карл IX (1604–1611), Густав-Адольф (1611–1632), Христина (1632–1654), Карл Х Густав (1654–1660), Карл XI (1660–1697): они сделали Швецию одной их великих держав Европы. К концу века власть шведского короля распространялась на собственно Швецию, а также на Финляндию, Эстонию, Ливонию, часть Ингерманландии, устья всех рек Германии, герцогства Бремен, Верден, Померания, Висмар. Понятно, что все эти территориальные приобретения не свалились с неба, а были отняты силой оружия у соседних государей, что, кстати, не забывается и не прощается. Поэтому, когда к власти пришел пятнадцатилетний Карл XII, обиженные соседи решили взять реванш. Однако они недооценили возможности молодого монарха.

Свой первый урок он дал датскому королю, который посмел обидеть его зятя, Фридриха Голштинского, изгнав его из его же собственных владений. 13 апреля 1700 года началась военная эпопея короля-воина. В этот день восемнадцатилетний монарх покинул королевский замок в Стокгольме, чтобы вернуться туда только через пятнадцать лет. Вместо увеселительных мероприятий, до которых он был большой любитель, Карл XII отправился к своей армии, с которой, переправившись через море, спустя некоторое время неожиданно появился перед беззащитным Копенгагеном. Боясь разрушения своей столицы, Фридрих IV поспешил заключить мирный договор с Карлом, по которому он признал полную самостоятельность Голштинии и заплатил ее герцогу 260 тысяч талеров в счет возмещения морального вреда.

Окрыленный успехом, Карл хотел было нанести следующий удар по саксонской армии польского короля, безуспешно промышлявшей под Ригой, но тут он узнал, что русский царь, шумно отпраздновав подписание русско-турецкого договора о перемирии, 22 августа выступил в сторону Нарвы. Посчитав, что армия Петра в этом раскладе является наиболее слабым звеном, шведский король решил сначала разделаться с ней и только потом обратить свое оружие против Августа. Погрузившись на корабли, он отправился в сторону Лифляндии.

А тем временем Русская армия численностью до 40 тысяч человек 23 сентября достигла Нарвы и 20 октября открыла по ней огонь из всех своих орудий в надежде, что слабо вооруженная крепость долго не продержится. Однако боеприпасы у нее скоро закончились и обстрел, в ожидании нового подвоза, пришлось прекратить. Закончилось и продовольствие, начался голод. Весть о приближении Карла вызвала смятение в русском лагере. Последовал приказ об укреплении позиций и организации наблюдения за передвижениями неприятельской армии. Для выполнения последней задачи навстречу шведам выдвинулась конница боярина Бориса Шереметева. В районе Везенберга армии вошли в соприкосновение, но русские, не вступая в бой, начали отступление, все время держа в поле зрения шведские боевые порядки.

17 ноября Шереметев прибыл под Нарву с вестью о приближении шведского короля. Царь Петр, не дожидаясь утра, в ту же ночь выехал вместе с фельдмаршалом Головиным в Новгород, вручив судьбу своей армии генералу австрийской службы герцогу фон Круи.

Историки до сих пор ломают голову над вопросом о природе этого поступка. Что это было? Трусость, очередной нервический припадок или паника? Теперь это лишь одному Богу известно. Но даже если мы согласимся на самую мягкую оценку, что это было проявлением разумной трусости, то нам все равно не избавиться от мысли, что Петр и под Нарвой продолжал играть в «войнушку» с той лишь разницей, что в данном случае она приобрела характер масштабнейшего гладиаторского боя, за которым его режиссер-постановщик решил понаблюдать с безопасного расстояния.

Есть мнение, что Петр покинул свою армию, заранее зная, что она обречена на поражение и что он сам уже ничего не мог сделать для ее спасения. Но это уже «медвежья услуга», потому что вместо оправдания эта версия выставляет «царя-батюшку» не просто трусом, а предателем своей же армии, своих же солдат и офицеров, которых он привел на это гладиаторское ристалище и бросил на произвол судьбы. Одним словом, куда ни кинь, а поступок этот темным пятном будет лежать на совести Петра Алексеевича до конца его дней.