По ритуалу, утвержденному Петром, все члены конклава должны получать избирательные списки из рук княгини-игуменьи, целуя при этом ее груди. Сами записки изображались яйцами. Впрочем, процедура выборов из-за ее непристойности совершенно не допускает передачи.
Петр Великий относится к заседаниям конклава с болезненной, мрачной серьезностью. И в те дни, когда царевич Алексей изнемогал в тюрьме под пытками, готовясь к смерти от руки отца, Петр продолжает пиры с новым патриархом. Унизительные картины пьянства, связанные с римским способом опорожнения желудка для все новых и новых возлияний, продолжаются с какой-то исключительной, подчеркнутой серьезностью.
Новый «папа» взамен умершего Зотова избран. Но царю этого мало. Он надумал женить заместителя Зотова, нового патриарха, на вдове Зотова, Анне Пашковой.
Снова процессии и торжественные празднества. Кощунство и профанация здесь еще ярче, еще изумительнее.
Постель новобрачных устраивается в пирамиде, воздвигнутой в память победы над шведами на площади напротив Сената. «Молодых» заставляют пить из стаканов, сама форма которых — верх непристойности. Мертвецки их напоив, торжественно ведут к памятнику и укладывают в постель. Через специальные отверстия, сделанные в стенах пирамиды, толпе верноподданных дают возможность любоваться своеобразными картинками…
Не пересчитать, не перечислить все новых и новых примеров болезненной склонности к издевательствам над окружающими и над самим собой, которыми заполнены все годы жизни и царствования Петра.
Мы видели в пьяной толпе участников оргии царского исповедника Надеждинского. Ему навязывались омерзительные роли в «заседаниях» конклава, но наряду с этим Петр сохраняет религиозность, простаивает долгие часы на молитве в церкви, горячо исповедуется перед тем же Надеждинским. Уходя из церкви, он целует ему руку, а через несколько минут после этого щелкает его по носу, заставляет пить до одурения и смеется, видя его валяющимся под диваном в скотоподобном виде.
Назавтра он снова будет исповедоваться перед тем же Надеждинским и благоговейно целовать ему руку…
Широкая, очень широкая и загадочная душа была у этого русского царя!
Как случилось, что династия Романовых вообще и Петр Великий в частности не привлекли до сих пор пристального внимания врачей-психиатров?! Не только историк, социолог, но и доктор медицины, специалист по душевным болезням должен был в первую очередь уделить пристальное внимание той потрясающей картине, какую в течение 300 лет являл собой резко вырождающийся род Романовых!
Если так трудно определить, относился ли Петр к чему бы то ни было на свете — к церкви, религии, державе Российской — с подлинным человеческим уважением, то, быть может, легче ответить на вопрос, любил ли он кого-нибудь вообще?
Увы, ответить на этот вопрос еще тяжелее.
Окружающих его сановников он презирал от всей души и не случайно так часто и так щедро поколачивал их своей знаменитой дубинкой. Презирая всю родовую знать своего времени, он находил особое злое удовольствие в том, чтобы на первые посты в государстве выдвигать кучеров, пирожников, лакеев. Но горе было не в отдельных людях, а во всем строе, и эта замена, в сущности, положения не меняла.
В 1722 году посол Кампредон в своем письме к кардиналу Дюбуа с отчаянием пишет, что без крупных денежных сумм для раздачи русским сановникам никаких государственных переговоров с Россией вести невозможно. Когда царь заявил однажды, что хочет повесить всех казнокрадов, его любимец Ягужинский ответил исторической фразой: «Стало быть, ваше величество хочет остаться без подданных».
Чем больше было глубокое презрение Петра к жадной толпе придворных, тем естественнее было думать, что весь жар своего сердца он отдаст женщинам, что подлинная человеческая любовь прояснит его хмурые и загадочные черты.
Но женщины — одной, определенной, единственной хотя бы на один день — Петр не знал в течение всей своей жизни. Он знал только женщин — огромную толпу, лишенную индивидуальности, представительниц женского пола, которых брал то силой, то за деньги, наспех, не обращая внимания на каждую в отдельности.
Современники, описывающие пребывание Петра в Берлине, указывают, что при царице находилось около 400 так называемых «дам». Наряду с представительницами родовитой русской знати здесь были немецкие служанки, исполнявшие обязанности горничных, прачек и кухарок. Почти все эти особы (говорит с изумлением летописец) держали в руках богато разряженных детей, и на вопрос, чьи это дети, отвечали, кланяясь в пояс: «Царь почтил меня».
Наиболее прочной привязанностью Петра была Екатерина. Прежняя жена, Евдокия Лопухина, была, как известно, отправлена в монастырь. Однако отношения с Екатериной так и остались убогими, какими-то примитивными. За первое любовное свидание со своей будущей женой Петр заплатил Екатерине один дукат. Вообще же он расценивал женские объятия дешевле и не раз заявлял, что платить надо «по одной копейке за три объятия».