Романс

Сначала шагали мы по комнате, потом по коридорам. Через несколько дней во дворе больницы и вскоре мы уже могли гулять по Тевтонскому лесу и Оленьему Рву, одевшись как люди. Шли мы сначала подручку, потом она взяла мою руку в свою. Мне было неудобно. Мне казалось, что все на нас смотрят, но постепенно привык. Гуляли мы молча. Ни один из нас не говорил ничего, но молчанье сливавшееся с тишиной Тевтонского леса, изредка нарушаемое шуршаньем листьем под ногами совсем нас не тяготило. Молчали мы не от того, что нечего было сказать или от того, что все уже сказано, а от того, что все и так было хорошо, без слов. От первого поцелуя уменя закружилась голова. Ее губы, волосы, дыханье, легкое дуновенье ветерка и шелест листьев. В нашей любви не было ничего земного, плотского, низменного.

Я предложил обвенчаться. Она отказалась. Сказала, что в Бога не верит. Я верил, но отступил. Потом она спросила, хочу ли я, чтоб она переехала ко мне? Я запнувшись переспросил, – но ведь это как? Мы же не обвенчаны? – В ответ она лишь рассмеялась и схватив охапку сухих листьев с земли высыпала их мне на голову. Я покорно взял ее руку и последовал за ней в мою мансарду.

У любви есть свойство не ладить с временем. Зато с вечностью она образует хорошую пару. Практически идеальную. Время же входит с ней реакцию, точит ее, портит, меняет ее свойства и делает это так незаметно, что обычно когда эти изменения настают, что то менять бывает уже очень поздно. Процесс или необратим или уже завершен. Любовь прожорлива. Она постоянно требует жертвоприношений. В нее как дрова в камин надо постоянно подкидывать часть себя, иначе она потухнет. И как чаще всего бывает, этим занимается один. Другой же лишь греется.

Она сказала, что сделала это не потому, что не любит меня, а потому что его тоже любит. Если я ее люблю, то должен принять ее такой, какая она есть. Она не поменяется. Я никогда не поднимал руку на женщину. В этот раз я просто задал вопрос: – Кто? – Она назвала. Больше я ничего не спрашивал, хотя на языке вертелось: – Почему? – Я не понимал ее объяснения. Мне хватало ее одну. Был ли я удивлен, что она его так легко назвала? Не могу вспомнить. Она знала про наган…

Когда я выходил она не проронила ни слова. Он жил у пристани, в рыбацком поселке. Там всегда было грязно и оживленно. Я думал о нем. Только о нем. Злость душила меня. Я захлебывался от обиды. Нет, я не представлял их вместе. То, чем они могли заниматься. Это меня настолько ужасало, что я мог не дойти до его дома и испортить "план". Хотя никакого плана не было.

Это проклятое "почему" звучало как непрекращающийся звон в голове, заполняющий все. Я шел и в голове звенело "почему?", и больше никаких звуков. Я продирался сквозь чащу людей и мимолетно ловил запахи. Разные: от пота и рыбы до морской пены и цветов. Меня задевали, я задевал, кто то окрикивал, кто то бранился. Раз кто то встал передо мной и ярко жестикулируя выкрикивал что то мне в лицо. Совершенно его не слыша я вытащил наган и направил на него. Он в ужасе отскочил и убежал. Люди с криком расступились.

Он сидел у своего дома на камне, загорелый, красивый, молодой. – Вот, почему – подумал я. Я смотрел ему в глаза, он тоже.

– Садись! – сказал он. Я не двигался.

– Садись! – повторил он и я не увидел страха в его глазах.

– Ты уже знаешь. – сказал он и провел ладонью по подбородку. Я по прежнему молчал и не двигался. Я смотрел на него и ждал. Ждал объяснеий, почему? Но спросить я не мог. Я ждал. Он закурил. Я чувствовал ка кровь приливает к вискам и сжал наган в кармане и тут…

– Го! – послышался ее тихий голос. Такой приятный и такой родной, но теперь…

Она все таки пришла. Я не знаю о чем она думала? О чем она думала, когда изменяла мне с ним, о чем думала, когда отпустила меня к нему с револьвером. Что поменялось в ее голове и заставило прийти сейчас сюда? Зачем? Чтобы помешать мне? Чтобы спасти? Кого? Его? Меня? Может себя? Кого же она любит? Меня? Его? Нас обоих? Или все таки никого? Проснулась ли в ней совесть?

– Го! – как обычно тихо произнесла она. – Пошли домой! – …

То чем мы занимались дома уже не было любовью. Это не было тем, что было раньше. Как будто мы стали Адамом и Евой после падения. Все перемешалось: злость, ревность, желание, страсть, унижение. Раньше я никогда не испытывал такого удовольствия… и стыда… грязи…

Так я убил любовь. Не убив его и оставшись с ней. А вы подумали что я убил ее…