Сосед Вова глубокомысленно почесал за ухом кисточкой и уткнулся носом в край мокрой крыши своего производства. Клиент что-то неопределенно буркнул, энергично вертя головой по сторонам, постоял немного возле Машиных и Вовиных творений и предпринял осторожную попытку обойти здоровенную художницу сбоку. Попытка провалилась: Машка сцапала мужчину за рукав и подтолкнула его к своей выставке, чуть не ткнув носом в пышную девицу под мокрым зонтом на близвисящем полотне. Нерешительный прохожий досадливо крякнул и замычал нечленораздельно, но протестующе. Машка на секунду ослабила хватку, и обрадованный клиент метнулся через аллейку прямо к портрету пожилой дамы с вязанием кисти Антона. Улыбка на лице Машки слегка покоробилась.
Любитель живописи долго стоял возле картины, молча переводя взгляд с полотна на Ингу и обратно. Наконец, он коротко мяукнул неожиданным дискантом: «Сколько?» «Двадцать пять штук», – так же кратко отрезала Инга низким, влекущим контральто, удивительным для её хрупкого сложения. Клиент постоял ещё минут пять, все так же безмолвно пялясь то на старушку, то на Ингу, шевеля губами и покачивая головой. Затем купил, не торгуясь, крошечный пейзаж Коли Беленького за триста долларов и исчез за ларьком с сувенирами.
– Дурак, – определила Машка и захлопнула улыбку. – Я бы ему свою большую картину за те же деньги отдала. Даже могла бы уступить двадцать.
– Надо было объяснить, что цена за даму с вязаньем в рублях, – по-отечески ласково пожурил Ингу Вова. – Он ведь подумал про баксы, а то бы купил обязательно.
– Его проблемы, – равнодушно процедила девушка, на этот раз совершенно бесцветным голосом.
Следующие покупатели появились совсем скоро: пышная молодая девица в распахнутой меховой шубке и лёгких туфельках волокла за собой упитанного одышливого мужчину в годах.
– Тут нет ничего яркого, а на главной аллее были такие замечательные озёра с ивами, – бубнил мужчина. – Куда ты меня привела? Здесь всё такое… однотонное.
– У тебя дурной вкус, – заявила девица. – А Наташа просила купить для неё хорошую картину: пейзаж или натюрморт. Но хорошую, Вася, а не дешёвку ширпотребовскую!
Вася сник и покорно потащился следом за спутницей. Тут Маша сделала шаг вперёд и радостно сообщила:
– Прекрасный выбор московских пейзажей на самый взыскательный вкус! Как раз то, что вам нужно!
– Мокрых улиц не берём! Это для спальни, а нам в гостиную надо, – отрезала красотка в шубе и упёрла палец с крупным кольцом в горный пейзаж возле Инги. – Вот за это полотно сколько просите, девушка?
– Две тысячи, – последовал суховатый, небрежный ответ, – американских рублей. Можно в российских по курсу.
– Но помилуйте! – возмутился Вася. – Это же грабёж!
– Не торгуйся! – приказала его спутница. – Настоящая вещь дёшево стоить не может. В салоне за неё в два раза больше сдерут.
Антон отвернулся к Колиному стенду, скрывая усмешку. Все-таки Инга классный психолог, как ему с ней повезло! Сам он был бы рад и двадцати тысячам родных деревянных.
Третий покупатель оказался иностранцем, он позволил настырной Маше довольно долго хвалить дожди и крыши, затем купил женщину с вязаньем за тысячу евро, чёрную скрюченную Ингину розу на листочке ватмана за двести в той же валюте и отбыл совершенно счастливый.
После третьего облома Вова потребовал с Машки свою честно заработанную скромную сотню.
– Держи! – рявкнула Машка злобно. – Но ужин сам будешь готовить.
Тут непосредственно к ним подошла дамочка с долговязым мальчишкой-подростком и, потыкав толстым пальцем в Машины-Вовины творения, скупила три дождливых пейзажа и мартовские крыши по шесть тысяч рублей за штуку. «Настоящие картины должны быть грустными», – сообщила дамочка назидательно и гордо удалилась, легко неся огромную сумку с картинами.
– Продешевила, Маша, – огорчился Вова.
**