Романтические эссе

«Мать я воспринимал так: до того, как я ее начал узнавать, — «это хорошо». Нет формы, нет лица, есть что-то, что нагибается и от чего будет хорошо… Это приятно… Я видел мать так, как если бы вы смотрели через камеру фотографического аппарата… Сначала вы ничего не различаете — только круглое облачко — пятно… потом появляется лицо… потом черты лица приобретают резкость. Мать берет меня… Я не замечаю рук матери, было ощущение, что после появления пятна что-то такое произойдет со мной. Меня берут на руки… Вот я замечаю руки… Появилось чувство приятного и неприятного… Очевидно, когда подтирали — это делали грубовато, было неприятно… или когда брали из кроватки… В особенности по вечерам… Я лежу — это «так»… Сейчас будет «так»… Я пугаюсь, я плачу, от плача начинаю еще больше плакать… Уже потом я стал понимать, что после «так» наступает шум… а потом тишина. Сейчас я почувствовал маятник…».

«Мать я вижу ярко и ясно — это облачко, потом приятное, потом лицо, потом движение… Отца я узнавал по голосу… Мать меня укачивала с одной стороны кровати, а отец, укачивая, заслонял свет с другой стороны. Наверное, он подходил ко мне — мне темно, потому что он подходил со стороны света…»

«…Вот это, наверное, была прививка оспы… Я помню массу тумана, цветов, знаю, что это был шум… наверное, разговор или что-то в этом роде… Но боли я не чувствую… Я вижу себя в кровати матери сначала головой к стене, потом головой к двери. Шум своего голоса я узнаю, я знаю, что после этого будет шум, наверное, мой плач… Со мной возятся — после этого шум, туманность, после этого должно быть «то-то» и «то-то»…»

«…Для меня это не было впечатлением мокрой кроватки. Я не знал, хорошо это или плохо… Помню, как становится мокро в кроватке. Сначала ощущение приятное, теплоты, потом наступает чувство холода… Что-то неприятное, жжет, и я начинаю плакать… Меня не наказывали… Я помню один момент: я спал с матерью, но я уже умел слезать с кровати… Помню — мне мать показывала пятно в кровати… Я слышу ее голос… Сам я, наверное, умел только лепетать…»

«…А вот еще… что-то неприятное — холодно… ощущение пятна — такое, как когда сажают на горшочек около двери и печки… Я плачу, мне кажется, что, когда меня сажают на горшочек насильно, у меня пропадает желание им пользоваться. Я его боялся… Он внутри белый, снаружи зеленоватый, в середине его на эмалевой облицовке большое черное пятно… Я думал, что это пятно как таракан на стене. Я думал, что это «а жук» (опыт 16/IX 1934 г.).